Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энджел опустила глаза, но Алекс успел увидеть в них слезы и отреагировал на сочувствие привычным для себя способом.
– Я не нуждаюсь в жалости, Энджел, – грубо сказал он.
Ее потрясенный взгляд метнулся к его лицу.
– Зато ты нуждаешься в хорошем пинке, – парировала она. – Иногда ты бываешь просто ничтожеством. Но я искренне сочувствую тебе из-за жены.
– Но при этом я ничтожество. Я понял. – Напряжение, вызванное ее сочувствием, Алекс решил скрыть за ухмылкой. – Мне нравится соответствовать твоим ожиданиям. Расслабься, – посоветовал он ей. – Мне не нужна жилетка, в которую можно поплакать.
Хотя он бы совсем не возражал против теплой женской груди, на которую можно было бы положить голову.
– Я и не собиралась тебе ничего предлагать. И я ничего от тебя не ожидаю.
– Простое любопытство? – Его догадка подтвердилась тем, что Энджел отказывалась смотреть ему в глаза. – Не надо чувствовать себя виноватой. Все хотят спросить меня, но очень мало кто спрашивает. Смерть – это такая тема, где люди предпочитают ходить вокруг да около. Эмма умерла от множественного склероза в агрессивной форме, которым она болела долгое время.
Энджел поразилась тому, как спокойно он говорил об этом. Если судить по его эмоциям, то он словно рассказывал о жизни какого-то незнакомца.
– Нам повезло, что у нас не было детей. – Алекс мрачно улыбнулся. – Ну, теперь твоя очередь.
Энджел поняла, что он отказывается принимать сочувствие, но она все равно сочувствовала ему. Она бы испытывала то же самое к любому человеку в такой ситуации, разница только в том, что не всех она ненавидела последние шесть лет. А чувствовать к нему что-то, кроме ненависти, было очень странно… Ей требовалось время, чтобы к этому привыкнуть.
– У меня есть один ребенок. – Она не могла притворяться, что Жасмин не существовала.
Алекс напрягся.
– В большинстве стран человек и не может иметь больше. – Какого черта она не сказала ему, что замужем? Почему ему в голову не пришла такая возможность? Алекс не смог скрыть своего удивления.
– Больше одного?
– Но ты не носишь кольцо, – выдавил он, чувствуя себя преданным.
Ветер растрепал ее волосы, и она подняла руку, чтобы убрать пряди с лица. Потом ее пальцы автоматически потянулись к перстню, который она носила на цепочке. Ее брат унаследовал шотландское поместье с замком, а она, как женщина, получила только это кольцо. Она переживала из-за этого гораздо меньше, чем ее брат.
– А с чего я должна его носить? – Энджел резко замолчала, когда до нее дошел смысл его слов. – О боже, я не про мужа говорю, а про ребенка! Про дочь.
Алекс был потрясен лишь немногим меньше, чем когда думал, что у нее есть муж. Его взгляд опустился на ее пальцы, которые теребили цепочку на шее. Он узнал то, что изначально принял за подвеску.
– У тебя есть малыш? – Он окинул взглядом ее стройное тело, отчего испытал такой приступ желания, что ему пришлось с усилием сжать зубы.
Нельзя отрицать, что это прекрасная возможность сказать правду.
«Так что же ты молчишь, Энджел? Скажи ему, что у вас есть ребенок».
Но, как бы она ни старалась, она не могла представить его реакцию на такую новость.
– Ну, уже далеко не малышка. – Выражение ее лица смягчилось. Жасмин была милым ребенком, особенно когда спала. Первые полтора года пролетели для Энджел словно в тумане из-за постоянного недосыпа.
– Но она, вероятно, еще маленькая, а ты – одинокая мать? – Интересно, имеет ли перстень какое-то значение? Памятный подарок от отца ребенка?
Энджел моментально почувствовала враждебность. Она была уверена в себе, когда дело касалось ее родительских навыков, прекрасно умела с вежливой улыбкой избегать ненужных советов, но когда ее критиковали за то, что у ее дочери нет отца, она была не в состоянии сдержаться.
– Да, я – одинокая мать, но не понимаю, каким образом тебя это касается? – выпалила она, но тут же осознала, что все это может скоро измениться. Когда он все узнает, то, возможно, захочет участвовать в воспитании дочери. Эта мысль привела ее в ужас.
Удивляясь ее враждебности, Алекс постарался ее успокоить умиротворяющим жестом. Она невольно проследила за движением его рук, такими они были красивыми.
– Вряд ли меня можно назвать экспертом в этом вопросе. – Алекс наблюдал за тем, как Энджел выпрямила плечи. Он видел, как она заставляет себя избавиться от напряжения. Ее улыбка была вымученной, и она избегала его взгляда.
– Но это не мешает большинству людей раздавать советы.
– А ее отец участвует в воспитании?
Энджел не могла смотреть на него. Хорошо, что она сидела, потому что ее колени тряслись.
– Нет.
– Думаю, это нелегко.
Он думал правильно, но Энджел ни за что на свете не отказалась бы от этого. Бессонные ночи окупались миллионом других моментов.
– Я справляюсь.
– Уверен в этом.
И снова она не приняла его слова за чистую монету.
– Конечно, я не такая наивная, чтобы думать, что одинокая работающая мать может дать ребенку все. Но я и не хочу всего.
– Мы все хотим одного больше, чем другого. – В этот момент все, что он хотел, хотел так, что у него сводило мышцы, сконцентрировалось в этой вспыльчивой темноволосой, зеленоглазой колдунье. Его способность контролировать себя отказала ему напрочь – он хотел, чтобы она оказалась под ним, он хотел быть в ней и понимал, что ни на секунду не сможет успокоиться, пока не получит желаемого.
Увидев выражение его глаз, Энджел не стала задавать ему вопрос, чего он хочет больше всего. Она резко поднялась.
– Ну, спасибо за кофе и беседу, но я уже чувствую себя хорошо.
– Я провожу тебя до твоего бунгало.
Она почувствовала холодную волну страха, когда поняла, как ей хочется сказать «да», откинула волосы назад и холодно ответила:
– В этом нет необходимости, кроме того, я не собираюсь пока к себе. Я вернусь на вечеринку. – Теперь комната, полная людей, уже не казалась ей таким уж плохим местом, она не хотела оставаться наедине со своими мыслями.
– Если тебе станет легче, то Эмма, моя жена, умерла за несколько недель до того, как мы встретились.
Энджел потрясла головой.
– И ты думаешь, что мне действительно от этого станет легче?
Да, он надеялся на это, но, видимо, ошибался.
– Я решил, что ты должна это знать.
– Да, но не раньше, чем прошло шесть лет, на протяжении которых я обвиняла себя в том, что стала такой же, как моя мать. Какого черта ты тогда сказал, что женат?
– Я этого не говорил. Ты сама так решила.