Ее губы изогнулись в презрительной усмешке.

– Как мило: человек, который не боится обобщать или судить других со своей безопасной позиции морального превосходства.

Алекс моргнул с удивлением. А у нее есть зубки и коготки! Эта женщина перед ним далека от того сексуального образа, оставшегося в его памяти. Медленная, задумчивая улыбка смягчила жесткое выражение его лица. Эти изменения не сделали Энджел менее привлекательной, наоборот, она словно бросала ему вызов, а Алекс всегда любил вызов. Точнее, раньше любил. В последнее время он обычно выбирал более простые пути, так как они не требовали от него эмоционального напряжения.

– Да, я вижу, вы явно чувствуете себя лучше. Вообще, я подумал, что это может быть из-за каких-то лекарств. Они могут дать непредсказуемый эффект, если смешивать их с алкоголем. – Алекс кивнул в сторону помещения, из которого они недавно вышли, – а вы налегали на него, когда находились там.

Прекрасно! Значит, она не только наркоманка, но еще и пьяница!

– Ну спасибо! – Ее глаза светились презрением. И этот лицемерный самоуверенный мерзавец и был тем мужчиной, которого она так долго ждала? Энджел горько усмехнулась. Неужели она была настолько глупой? – Между прочим, то, что я работаю моделью, не значит, что я имею какие-то сомнительные увлечения. Я, конечно, привыкла к тому, что люди делают какие-то странные выводы… – Она сделала многозначительную паузу и с удовольствием заметила, как дернулся мускул на его щеке. – И это не самая приятная часть работы, – продолжила она. – Однако ваши оскорбления опустили меня еще ниже. Имейте в виду, если бы я нуждалась в советах, я бы точно не обратилась к вам, господин Орлов. Вы… вы… Вы мне отвратительны!

Закончив свою тираду, дрожа от презрения, Энджел вдруг неожиданно вспомнила его расслабленное лицо, когда он спал, когда жесткие линии смягчились, а длинные ресницы бросали тень на точеные скулы. Он не был беззащитным, не был мягким, а просто… Она не могла подобрать слова, чтобы описать те непередаваемые ощущения. И сейчас тоже не могла, хотя эти ощущения снова к ней вернулись.

Ноздри Алекса трепетали, когда он резко вдохнул. Ему, конечно, нравилась дерзость, но всему есть предел.

– И на чем основано ваше мнение?

– А как еще назвать женатого человека, который спит с кем попало? Кстати, чтобы избавить вас от лишних усилий, сразу скажу, что теперь требуется гораздо больше, чем просто сказать: «Ты мне нужна», чтобы затащить меня в постель.

– Спасибо, что просветили, – пробормотал Алекс и добавил, не упустив момент: – А что теперь для этого требуется?

Энджел потрясла головой, притворяясь, что не поняла его, потому что на языке так и вертелся ответ, что потребуется немного. Ей было стыдно признаваться, но стоило ему прикоснуться к ней, как это моментально вызывало… Не важно, что именно. Энджел не испытывала никакого желания давать названия своим чувствам.

– Так что же теперь нужно, чтобы затащить тебя в постель? – Что бы это ни было, оно определенно стоило его усилий. Алекс уже давно не испытывал такого желания. Если вообще когда-либо испытывал.

– Мне интересно, вы специально тренируетесь в умении обижать людей, или это ваш природный дар?

– Ты не ответила на мой вопрос. Хотя, с другой стороны, и не надо отвечать. Позволь мне самому выяснить. Это будет гораздо интереснее.

Кровь прилила к ее лицу. Его слова были слишком унизительными, чтобы раздумывать над ними.

– Со мной вам ничего не светит!

– Ну, знаешь ведь, как люди говорят: важен не столько результат, сколько процесс.

Эти слова всегда казались Алексу невероятно глупыми. Его всегда интересовал результат, возможность воспользоваться каждым моментом удовольствия в месте назначения. Предвкушение того, как он погрузится в ее теплое тело и забудет обо всем, стоило того, чтобы попробовать.

Энджел посмотрела на него с презрением:

– И часто ты слушаешь, что тебе говорят другие?

Алекс изогнул темную бровь и медленно улыбнулся. Не говоря ни слова, он протянул руку и обхватил ее голову, затем притянул к себе. Не успела Энджел понять, что происходит, как он склонил к ней лицо, и вот уже его страстный поцелуй заставил ее разомкнуть губы, поддаваясь ее яростному натиску. Энджел почувствовала жар, охвативший ее всю, услышала какой-то животный стон, но никак не могла связать этот звук с собой.

Когда все вдруг прекратилось и она смогла, наконец, открыть свои отяжелевшие веки, то встретила горящий взгляд пронзительных голубых глаз. Ошеломленная, Энджел покачнулась и приглушенно вскрикнула от ужаса. Она шагнула назад, потом еще раз, с удивлением обнаружив, что все-таки стоит на ногах.

– Хочешь правду?

Ей показалось, что она в каком-то страшном сне. Она пристально посмотрела в глаза Алекса, сглотнула едкий ком в горле, чувствуя отвращение к себе, и, подняв руку, вытерла припухшие губы. Где было ее самоуважение? Где ее гордость? Когда этот мужчина прикасался к ней, она словно переставала существовать, переставала быть собой и превращалась в кого-то, кто пугал ее, чьи действия она никак не могла предугадать.

Энджел глубоко вздохнула, стараясь прийти в себя.

– Ты, – презрительно заявила она, – не поймешь, где правда, даже если она схватит тебя за руку!

Она опустила глаза и услышала его хриплый смех.

– Правда заключается в том, что я больше доверяю языку тела. – Особенно если интересующее его тело – такое восхитительное, как ее. – Слова могут лгать, но есть некоторые вещи, которые ты не можешь скрыть.

Энджел резко вскинула голову:

– Я не пытаюсь ничего скрыть!

В тот же момент, когда эти слова сорвались у нее с языка, она поняла, что молчание было бы более убедительным.

– Например, твои зрачки расширились настолько, что осталась только тоненькая полоска радужки. – Ее глаза были чистейшего зеленого цвета с небольшими вкраплениями золотистых точек. – И ты на самом деле очень хорошо целуешься.

Она резко выдохнула, но все же смогла ответить на его слова:

– Ну, целоваться не так тяжело. Это… это просто рефлекс!

Его бровь изогнулась.

– Никогда не слышал, чтобы это так называли.

Ненавидя самодовольство в его голосе, она резко ответила:

– Так ты говоришь, что знаешь язык тела? Ну, давай, изучи вот это! – предложила она, показывая на собственное лицо, побледневшее и застывшее холодной маской. – Мне стало плохо в комнате, потому что я увидела тебя, и это напомнило мне об одном эпизоде в моей жизни, которым я совсем не горжусь. Точнее, я глубоко стыжусь его.

– Это твоя проблема, а не моя. – По его мнению, стыд и чувство вины были не тем, о чем стоило заявлять всему свету. С некоторыми вещами просто приходилось жить, это та цена, которую нужно платить за свои ошибки.