коррективы в это предложение, вам не нужно будет предоставлять мне предложение в вашем разделе». Это был метод, который использовался на этих переговорах, и это было очень хорошо для обеих сторон. Мы могли высказывать различные взгляды по Вьетнаму, мы могли высказывать различные взгляды по ряду дел, но это было идеально для ситуации с тайваньской проблемой, потому что давалась возможность подтвердить принцип «одного Китая» без окончательного решения.

Для нас проблема заключалась в том, как признать принцип «один Китай» без того, чтобы одновременно не прекращать признание Тайваня, который по-прежнему был признанной нами страной и нашим союзником. Поэтому мы предложили одну формулировку, и она была высоко оценена. Но я подхватил ее из того, что Алекс Джонсон (посол У. Алексис Джонсон) предлагал (государственному секретарю Джону Фостеру) Даллесу в 1954 году, что я обнаружил, когда знакомился с документами Государственного департамента.

В 1954 году Алекс Джонсон предложил Даллесу, чтобы Америка решала тайваньскую проблему, сказав, что обе стороны Китая в китайской гражданской войне признали, что есть только один Китай и что Соединенные Штаты не станут оспаривать это предположение. Я выдвинул это в качестве нашего предложения.

Так, значит, говоря другими словами, мы не приняли эту формулировку, но не стали ее оспаривать.

Поэтому к каждой стороне можно обращаться как к «Китаю», но каждая имеет в виду другой Китай?

Да, мы сказали, что обе стороны конфликта утверждают, что есть только один Китай, а затем добавили, что Соединенные Штаты не ставят под сомнение это предположение. Это было в нашем одностороннем заявлении. Их одностороннее заявление было более подробным, но, привязав их также и к нашему одностороннему заявлению, мы могли занять позицию по Тайваню, которая помогала существовать целый период в будущем, подтвердили принцип «одного Китая». Но оно не требовало от нас определяться на тот момент относительно того, кто конкретно представляет один Китай.

Это предложение не было согласовано во время предыдущих визитов, а только во время визита Никсона.

Справедливо будет сказать, что во время октябрьского визита была урегулирована большая часть коммюнике, за исключением тайваньской проблемы.

Мы оставили вопрос о Тайване открытым. Хотя концепция была обсуждена, мы ее официально не предлагали вплоть до встречи на высшем уровне.

Не кажется ли вам, Генри, что китайцы пошли на большие уступки в этом вопросе? Многие годы они говорили: «Мы должны решить этот вопрос. Это единственный пункт повестки дня». Они прошли весь путь до ситуации, когда мы открылись им, а решение вопроса было отложено.

И войска по-прежнему оставались на Тайване.

Войска по-прежнему оставались там, и, как мы сказали, выведены они будут только тогда, когда ситуация с Вьетнамом устаканится, что давало Китаю стимул содействовать деэскалации вьетнамской войны.

Верно. Мы увязали Тайвань с урегулированием во Вьетнаме, когда связали вывод наших войск с Тайваня с урегулированием во Вьетнаме.

Последний момент касается того, что во время вашей пресс-конференции в конце визита Никсона, предупредив Чжоу Эньлая заранее, вы подтвердили наше договорное обязательство Тайваню – еще находясь на китайской территории. Так, разумеется, мы должны были приблизиться к позиции Китая в вопросе о принципе «одного Китая», но расстояние, на которое приблизились китайцы, было экстраординарным.

И неужели вы знали, что они проявят такую гибкость и во время встречи в верхах?

Когда мы прибыли в Китай в октябре, мы знали из опыта нашего июльского визита, что они сильно настроены на урегулирование. Когда мы отправились с Никсоном в феврале, мы знали, что у нас был текст Шанхайского коммюнике минус раздел о Тайване. Но мы были вполне уверены, что закончим его. Самая трудная часть Шанхайского коммюнике появилась, когда мы завершили дискуссии и Никсон и Мао одобрили его, – проблемой было то, что никто в Государственном департаменте не видел текст.

И, таким образом, в предпоследний перед отъездом вечер пребывания в Китае мы находились в Ханчжоу, мы считали, что все покончено с коммюнике. И потом мы показали его Государственному департаменту. И непременно те, у кого был интерес к переговорам и кто не принимал в них участие, посчитали, что они могут сделать лучше, потому что они не знали всего контекста, в котором оно создавалось. Поэтому Государственный департамент поднял целую серию вопросов, которые я полагал не относящимися к делу. К примеру, мы сказали в нашем проекте, что все китайцы по обе стороны Тайваньского пролива утверждают, что есть только один Китай, Соединенные Штаты не оспаривают это утверждение. Государственный департамент говорит: «Откуда вы знаете, что все китайцы придерживаются такого мнения?» Они продемонстрировали ряд придирок по мелочи, и мы взяли все это и отнесли Никсону, пока он одевался к обеду. Никсон сказал, что поддерживает коммюнике таким, каким оно было выработано, и если понадобится, то будет настаивать исключительно на нем. Но если мы примем, я забыл, 10–15 сравнительно незначительных поправок, предложенных Государственным департаментом, ему это поможет очень многим.

Поэтому после обеда в Ханчжоу я попросил о встрече с Чжоу Эньлаем и сказал ему, что текст, одобренный Никсоном и Мао, нужно будет пересмотреть. Произошел взрыв, вы можете себе представить какой. Но в итоге он сказал: «Почему бы нам не заняться этим?» Итак, мы пробежались по тексту документа и обнаружили – не знаю, сколько мест, – куда китайцы были готовы внести коррективы, которые, вероятно, могли бы до какой-то степени улучшить документ. Но это не были главные вопросы.

Неужели китайцы посчитали, что вы пытаетесь пересмотреть коммюнике?

Да, потому что так оно и было. Но я объяснил им это: «Если вы настаиваете, мы будем строго придерживаться документа. Но тогда его труднее будет сделать приемлемым для Соединенных Штатов». И один из помощников Чжоу Эньлая, который позже стал послом в Вашингтоне, обладал фантастическим словарным запасом английского языка. Он был гением в нахождении английских слов, которые соответствовали бы требованиям обеих сторон.

Возник один вопрос, когда мы подтвердили наши союзы, за исключением союза с Тайванем. И Государственный департамент правильно предложил: «Давайте не будем подтверждать ни одного союза вообще», тогда и Тайвань не будет как-то выделяться. Потому вы убрали всякие ссылки на союзнические отношения и подтвердили наличие союза во время пресс-конференции на следующий день. Это единственный примечательный момент, полагаю.

Да, я не говорю, что Государственный департамент был не прав. Многие из их предложений были полезными, хотя и несущественными.

Да. Это было единственное.

Они были из той серии, что всплывают ближе к концу переговоров, когда идет процесс подчистки.