– Паппи, веди себя хорошо.

Тем временем Акела оглядывается, осматривает коробку и комнату. Он обнюхивает комнату, словно волк, который стал вожаком несмотря на свое прозвище[3].

– Этот уже стал маминым любимчиком, – сурово объявляет он.

Бедняга Паппи продолжает тявкать, пока Мари садится на корточки, чтобы погладить его и избежать ненужных комментариев. Она мысленно поклялась, что больше не скажет ни одного лишнего слова. Каждый щенок должен найти свой дом.

– Это самки, – слова Акелы похожи на утверждение, а не на вопрос. Должно быть, он один из тех, кто знает все о собаках, дичи, охоте и, возможно, об армии, автомобилях, мотоциклах, войнах – настоящих и нет, обо всех этих мужских штуках, которые Мари даже не пытается понять. Поэтому она просто соглашается.

Тишина. В комнате слышно лишь слабое поскуливание щенков и тяжелое дыхание Молли, которая ни на шаг не отходит от Мари. Девушку охватывает тревога: Мари, ты уверена, что хочешь отдать одну из малышек этому типу? В кого он ее превратит? В заключенную? В рабыню?

После звонка Акелы Мари очень сомневалась. Речь шла об охотнике, которого звали как вожака волчьей стаи из «Книги джунглей», детской книги, которую этот тип, скорее всего, никогда не читал. Потому что, если бы он ее прочитал, он бы выбрал имя Шерхана, тигра-охотника. Когда Мари читала эту книгу в детстве (а она прочитала ее не один десяток раз), ее каждый раз волновала сцена, в которой Маугли, человеческий детеныш, покидает джунгли и прощается с мамой-волчицей, чтобы отправиться в деревню людей и обрести то, что мы называем культурой. Культура включает в себя архаичный и, по мнению Мари, спорный аспект: охоту. Ей действительно хочется отдать одного из своих прекрасных щенков мужчине, который отведет его в лес и заставит брать след, вытаскивать из норы зайцев, пугать фазанов и уток, чтобы они взлетали и мужчина убивал их в воздухе? Да, ей действительно хочется, повторяет девушка в тысячный раз и пытается мысленно убедить в этом Молли.

Разве мы хотим держать щенка в клетке? Разве мы хотим, чтобы он грустил и рос в одиночестве, потому что у него нет семьи? Нет, тысячу раз нет. Так собака вырастет здоровой, будет гулять на свежем воздухе с человеком, который о ней заботится, пусть и потому, что она ему нужна. Она окажется в своей стихии, на морозе ее шерсть станет еще гуще, ведь хаски просто созданы для холода. Она научится различать запахи диких животных и познает свое древнейшее предназначение: сопровождать человека на охоте. Она станет дикой собакой, она проделает путь, противоположный пути Маугли: от маминого любимчика к волку.

Тем временем Акела наконец-то снял солнцезащитные очки и надел вместо них обычные, для зрения, чтобы получше рассмотреть двух щенков, которые обнюхивают его и виляют хвостиками. Без очков его лицо не кажется таким неприятным и становится почти приветливым. С седыми волосами и бородой, с очками на кончике носа он похож на дедушку, который приготовился прочитать сказку внукам. Но вместо книги мужчина достает из кармана резиновую трубку и бросает ее в воздух.

Мила энергично бросается к игрушке, хватает ее и бежит от своей сестры, которая с воем семенит следом.

– Она, – объявляет мужчина, показывая на гибкую Милу. – Она мне нравится, у нее глаза как лед, – удовлетворенно добавляет он, снимая очки.

– Она очень красивая, – соглашается Мари. Материнская гордость все же берет верх над решением упорно молчать.

– Самое главное, что она умная, – бормочет мужчина. Мари прикусывает губу. Неужели охотник упрекает ее именно по этому поводу? Всю ее жизнь, кроме двух последних лет, родители вбивали Мари в голову культ красоты. И людей, и вещи они оценивали по критерию эстетики, к тому же очень личному. В их доме звучали лишь два слова: «красиво» или «уродливо». Хотя нет… Были еще «очень красиво» и «ужасно уродливо». Родители не знали полумер: только наивысшая степень для своих абсолютных суждений. Мари казалось, что это жестоко. Такая умная женщина, но, бедняжка, до чего уродливая, – с сочувствием в голосе говорила ее мать Гленда. Разумеется, такая особа была хуже умниц и красавиц, привилегированной группы, к которой относилась сама Гленда и все женщины из ее семьи.

Мари выбивалась из этой идеальной семьи. Возможно, она была похожа на родственников папы, который был красив, но ровно настолько, насколько может быть красив богатый и успешный мужчина. Необузданная элегантность, аккуратная прическа, скрывающая «ужасные» залысины, яркая и привлекательная улыбка – признак благополучия и стальной уверенности в себе. Рядом с этим триумфом красоты Мари чувствовала себя униженной.

В ее детстве был период, когда она твердо верила, что ее удочерили. От кого она переняла эти черные спутанные волосы? Темные глаза с разрезом, отдаленно напоминающим восточный? А фигура? Худющая, вытянутая, длинные руки, огромные ладони и ступни? Невероятная красота мамы и ее сестер – трех американских богинь, похожих на статуэтки, – была недостижимой. Как и красота бабушки Венди, которую природа наделила глазами цвета морской волны, и трех ее прекрасных кузин с гладкими и блестящими волосами. Они могли бы сниматься в рекламе шампуня. Они были изящными и стройными, носили все, что им вздумается. По мнению Мари, такую вещь, как юбки, следовало бы полностью вычеркнуть из гардероба. Мама покупала ей юбки и пыталась заставить носить их, но Мари всегда отказывалась выходить на люди в этом куске ткани, из-под которого торчали слишком худые ноги, а ступни казались еще больше. Брюки хотя бы все это скрывали. К тому же для Мари были пыткой разговоры о моде, о красивой одежде, о том, что кому подходит, а что нет. В этих разговорах проявлялись поверхностность и легкомыслие Гленды, которая считала себя умной, образованной и даже чувствительной. Хотя как раз эмоций у мамы было на порядок меньше, чем у той же Молли. Впрочем, ее это никогда не волновало. К такой странной, некрасивой, если не сказать напрямую – ужасной собаке она бы испытала разве что жалость.

Охотник не берет Милу на руки. Он ловко надевает на нее ошейник и пристегивает поводок. Мила даже не замечает этого, она уже увидела открытую дверь и теперь пищит, радуясь, что скоро окажется на улице.

– Я должен вам что-то? – спрашивает мужчина, стоя на пороге.

– Если вы хотите, можете сделать пожертвование в приют, – нахмурившись, отвечает Мари.

– Я избавил вас от проблемы, это уже немало, – возражает он.

Такие люди никогда не платят, по нему сразу понятно. Мари поджимает губы. В это время Молли издает вой и делает несколько шагов вперед. Она словно умоляет мужчину заботиться о ее ребенке, который так радостно виляет хвостом.

– Хотя нет, я хочу сделать пожертвование. Этой собаке. У нее человеческие глаза, – неожиданно говорит Акела. Он кивает в сторону Молли и тут же надевает темные очки. Не дай бог Молли выдавит из него, человека-скалы, слезу.

Ничего. Бруно – один из тех, с кем не связаться ни по электронной почте, ни в социальных сетях, ни через мессенджеры. Он даже хуже папы. У Бруно допотопный телефон, с помощью которого он отправляет сообщения и редко отвечает на звонки, а точнее, не отвечает практически никогда. Возможно, он использует другой телефон в своей обычной жизни, о которой Лука почти ничего не знает? В той, в которой он работает и проводит время с семьей. Иначе как же он живет?