Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кейдж весело засмеялся.
– Еще как знаю. У меня тоже замечательные родители, но отец, пока я в восемнадцать лет от них не удрал, все считал, что мной надо руководить, а я не мог с этим смириться. Если б я жил с ними до сих пор, папа бы и сейчас читал мне морали. – Он покачал головой. – Вам в этом смысле повезло больше.
– Точно.
– Зато сразу после того, как я зажил самостоятельно, отец резко изменил ко мне отношение.
– Зауважал, – догадалась Дебора.
– Наверное. – Кейдж кивнул. – Увидел, что я не беспомощный мальчик, а уже взрослый человек, и понял, что в нотациях больше не нуждаюсь.
– И не просто взрослый человек, – добавила Дебора. – Еще и на редкость трудолюбивый и талантливый.
Кейдж как будто даже несколько сконфузился.
– Не настолько уж я и талантливый.
– Вы шутите? – вырвалось у Деборы.
– Ничуть. – Кейдж пожал весьма крепкими плечами, подцепил вилкой кусок мяса и отправил его в рот.
– И это говорит один из известнейших в городе предпринимателей? – Дебора немного подалась вперед.
Лицо Кейджа вдруг напряглось.
– Знаете, почему еще я не люблю прессу и весь этот шум? – спросил он более сухо.
– Почему?
– Потому что не хочу видеть вокруг себя тех, кто лебезит передо мной и с улыбками заглядывает мне в глаза только оттого, что у меня водятся деньги, а не потому, что я, Фрэнсис Кейдж, кажусь им приятным собеседником или просто неглупым парнем. Поэтому я общаюсь исключительно с деловыми партнерами и узким кругом друзей.
А он, правда, нетщеславный, с восхищением подумала Дебора. Кейдж, наверно, заметил что-то в ее глазах, – его взгляд смягчился.
– Знаете, почему я пригласил вас пообедать со мной? – спросил вдруг он.
Дебора качнула головой.
– Нет.
– Я сразу решил, что вы особенная. Способны разглядеть во мне сквозь чертову славу и успешность человека. Понимаете? Обыкновенного человека. Ответьте на один вопрос, – медленно произнес он, по привычке слегка щуря глаза, будто пытаясь увидеть, что скрывается внутри Деборы, в ее душе. – Почему вы приняли мое приглашение? Только ли потому, что обо мне болтают все кому не лень и потому, что я знаменит и богат? – Он скривил губы, словно от последних слов почувствовал во рту горечь.
Дебора на миг задумалась, кивнула своим мыслям и, глядя собеседнику прямо в глаза, проговорила:
– Во-первых, как я уже сказала, я совсем другим вас представляла, – вы с первого мгновения меня заинтриговали. Во-вторых, я собираюсь написать о вас статью и обрадовалась возможности получше с вами познакомиться. В-третьих, вы очень просто держитесь, вас интересно слушать. И, в-четвертых, – она лукаво улыбнулась, – я почувствовала, что проголодалась.
Кейдж просиял.
– Вы производите впечатление на редкость честного человека.
Дебора вспомнила, как вчера лгала Герберту, и тяжело вздохнула.
– Я тоже себя такой считала, пока не столкнулась с необходимостью хитрить перед одним близким другом.
Кейдж озабоченно сдвинул брови.
– Давно это произошло?
– Вчера, – откровенно призналась Дебора.
– Другого выхода не было? – спросил Кейдж с таким выражением лица, будто принял ее проблему за свою.
Дебора покачала головой.
– Н-да, порой, без лжи никуда, – задумчиво протянул коммерсант. – Но вы, из-за того, что по необходимости утаили что-то от друга, не стали ведь лгуньей. У врушек не бывает таких глаз. – Он посмотрел на нее с нескрываемым любованием, и у Деборы по спине побежали мурашки.
Я, пожалуй, влюбилась бы в него, мелькнуло в мыслях. Если бы сердце было свободно…
Она взглянула на часы.
– Мне пора. Еще раз спасибо за интервью и…
– Можно кое о чем вас попросить? – перебил ее Кейдж, впрочем, так осторожно, что это не показалось ей неучтивостью.
– Попросить? – Дебора изумленно приподняла брови. – Гм… Конечно.
– Пообедайте со мной еще как-нибудь, лучше в субботу или воскресенье, – с молящим выражением попросил Кейдж. – Что-то подсказывает мне, что мы должны продолжить знакомство.
Сердце Деборы сжалось от тоски и умиления.
– Хорошо, пообедаю.
У Кейджа заблестели глаза.
– Как здорово, что я согласился дать вам это интервью.
Вернувшись домой, Дебора снова приуныла. Ею заинтересовался отличнейший парень, с Гербертом все обещало наладиться, но на душе лежал камень, будущее не радовало. Чтобы совсем не пасть от печальных раздумий духом, она пошла в комнату к матери и в подробностях рассказала о встрече с Кейджем. Здесь-то ее и застал звонок Герберта.
– Деб! – интригующим голосом воскликнул он. – Наш план уже работает лучше, чем можно было ожидать!
– План? – не сразу поняла Дебора.
– По покорению мисс Бессердечности, – пояснил Герберт.
У Деборы от щек отлила краска, и, чтобы зря не волновать мать, она поднялась со стула и отвернулась к окну.
– Фиона уже твоя? – изо всех сил стараясь казаться спокойной, даже вдохновленной Гербертовой победой, полюбопытствовала она.
– Пока нет, но все как будто к тому идет, – весело сообщил он. – Если ты не занята, приходи, я в саду. Расскажу все по порядку.
Дебора поймала себя на том, что какое-то время с удовольствием вообще не наведывалась бы к другу, во всяком случае пока в душе не стихли воспоминания о той ночи, но ответила:
– Ладно. Буду минут через десять.
– Уходишь? – ненавязчиво спросила Эмили.
Дебора, почувствовав себя вдруг маленькой и беспомощной, чуть не бросилась матери на грудь и не попросила спрятать от тягот взрослой жизни. Но, само собой, сдержалась и сказала весьма спокойным, даже скучающим голосом:
– Да, как всегда, к соседу.
– Передавай от меня привет.
– Обязательно.
Минуты, в которые Дебора шла по изученной до мелочей дорожке к Гербертову дому, показались ей несколькими часами. Чего она только ни передумала за это время, какие только решения ни приняла и ни отклонила. А в какой-то миг даже остановилась, охваченная желанием плюнуть на все и сейчас же куда-нибудь переехать – с этой улицы или вообще из Вашингтона, – но собралась с мужеством, чтобы продолжить путь. Уже приближаясь к саду, строго велела себе забыть о дурацкой любви и выслушать Герберта внимательно, а потом взглянуть на все, что у них произошло с Фионой, его глазами и придумать, как ему действовать дальше.
Герберт не сидел на скамейке, а бродил меж яблонь в глубокой задумчивости. Дебора первая его увидела и, хоть сердце жалобно застонало, вымучила улыбку.