Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дебора уловила в его словах оттенок агрессивности и, вдруг обозлившись, забыла о смущении. Неужели он еще и ревнует? – подумала она с негодованием. Сам носится со своей Фионой, во мне ни разу в жизни не видел женщину, а на ребят, которым я когда-то нравилась, оказывается, таит злобу. Ишь какой прыткий!
– С кем-нибудь из них у тебя было что-то серьезное? – совсем теряя совесть, спросил Герберт.
– Тебя это не касается! – выпалила Дебора, сильно хмурясь. – И что это за тон? Ты так об этом спрашиваешь, будто я твоя рабыня и без твоего ведома не имею права шага ступить!
Герберт вскинул руки.
– Ладно-ладно, не кипятись! Может, я, правда, как-то не так об этом спросил… Прости. Я сегодня сам не свой. – Он со страдальческим видом провел по волосам руками.
Дебора вздохнула.
– Если ты передумал, не нуждаешься больше в моей помощи, так и скажи.
– Нет, не передумал, – торопливо проговорил Герберт и тут же скривился, будто сказал совсем не то, что хотел. – Только вот…
– Тогда давай перейдем к главному, – перебила его Дебора, отставляя пустую тарелку. – Не будем терять время даром. В общем, ты правильно решил: изменить тактику. Думаю, с такой, как Фиона, этот метод окажется наиболее действенным. С завтрашнего же дня начинай вести себя так, будто совершенно охладел к ней, как бы трудно это ни было. В противном случае она вообще никогда тебе не достанется. Поздоровайся с ней, словно между прочим, не заглядывай преданно в глаза, не лови каждый ее взгляд. Плоды не заставят себя долго ждать, сам увидишь.
Дебора говорила все с большим чувством, а Герберт постепенно уходил в себя. Минутами ей казалось, он вообще ее не слышит – пребывает в воображаемом мире, забыв, где находится и с кем.
– Понял? – спросила она, выложив все, что обдумывала целое утро.
Герберт продолжительно на нее посмотрел.
– Угу.
– Молоток! – Дебора посмотрела на часы и, сведя брови, покачала головой. – Тогда, если не возражаешь, сейчас разойдемся. У меня в пять важная встреча, надо успеть подготовиться и собраться.
– Сегодня воскресенье, – напомнил Герберт, нехотя поднимаясь со стула.
– Знаю. – Фиона тоже встала, подошла к другу и взяла у него из рук пустую тарелку, которую тот до сих пор держал. – Но мы, журналисты, живем по странному расписанию. Особенно такие, как я, – не закрепленные за одним конкретным журналом или газетой.
Герберт кивнул.
– Кого поедешь «допрашивать»? – поинтересовался он, уже делая шаг в направлении двери.
– Одного богатого коммерсанта, – без заминки выдала Дебора. – Потом расскажу. Еле уломала его уделить мне кусочек времени.
Герберт еще раз хмуро кивнул, раскрыл дверь, повернул голову и невесело на Дебору взглянул.
– Удачи.
– Спасибо.
Никакой встречи у Деборы сегодня не было. Просто она вдруг почувствовала, что играть больше не в силах и срочно нуждается в передышке. Может, с непривычки. Раньше ей приходилось просто умалчивать о своих чувствах, отныне же, пусть из чисто благородных побуждений, надлежало откровенно врать.
Как только Герберт ушел, она бросилась на кровать и заплакала. Надежд на взаимную с его стороны любовь в ней не было никогда, но с сегодняшнего дня следовало оставить в прошлом даже фантазии, превратившиеся в последние годы в ее неотъемлемую часть. Сердце изнывало от боли, необходимость содействовать Герберту в покорении Фионы лежала на сердце тяжким камнем.
Слезы помогли. Вдоволь наплакавшись, Дебора села на кровати, утерла руками щеки, достала из-под подушки «Большие надежды» – прошлой ночью она несколько раз безуспешно пыталась переключиться с дум на книгу – и погрузилась в чтение. Отвлеклась, лишь услышав стук.
– Ты не заболела, доченька? – заботливо спросила Эмили, приоткрыв дверь.
Дебора порадовалась, что мать не пришла раньше и не застала ее в слезах. И покачала головой.
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Ты обедать не пришла. И тарелки до сих пор не принесла. И вообще… – Эмили всмотрелась в дочерино лицо. – Выглядишь уставшей. Ты, случайно, не плакала?
Дебора снова покрутила головой и заставила себя улыбнуться.
– Нет. Просто глаза натерла – что-то чешутся, может, правда, от усталости.
– А знаешь что?! – воскликнула вдруг Эмили с загадочным видом. – Давайте-ка устроим себе маленький праздник? Куда-нибудь съездим, например, в театр или на концерт? Мы ведь так давно нигде втроем не были.
Дебора отложила книгу, встала с кровати и, мысленно благодаря судьбу за то, что та дала ей столь чутких и внимательных родителей, приблизилась к матери.
– Прекрасная мысль! – Она обняла Эмили и прижалась щекой к ее теплому плечу. – Какая ты у меня замечательная, мамуль. И папа тоже.
Эмили тихо засмеялась и погладила дочь по голове.
– И ты у нас замечательная.
Дебора спохватилась и взглянула на стенные часы.
– Только… Я, наверно, выеду раньше вас…
Эмили повела бровью.
– Какие-то дела?
– Нет, но… – Деборе стало до ужаса совестно. – Видишь ли… Я хотела побыть одна, поэтому сказала Герберту, что у меня сегодня важная встреча и я должна к ней подготовиться.
– Ты солгала ему? – удивилась Эмили. – А мне казалось, отношения у вас самые что ни на есть доверительные.
Дебора сложила перед грудью руки.
– Да, доверительные… И – да, солгала. Понимаешь, в отдельных случаях без неправды просто не обойтись…
Эмили посмотрела на дочь очень серьезно и вместе с тем ласково.
– Понимаю, – без лишних вопросов сказала она.
Дебора с облегчением вздохнула и расцвела благодарной улыбкой.
– Спасибо. – Она оживилась. – Ну так я сейчас же обзвоню театры и узнаю, где какой спектакль. А примерно в половине пятого уеду. Как раз куплю заранее билеты. Встретимся в фойе. Идет?
– У меня одно условие, – с серьезным видом произнесла Эмили.
– Какое? – Дебора растерянно хлопнула глазами.
– Сначала ты все же унесешь из комнаты грязную посуду и пообедаешь.
Дебора обнажила в широкой улыбке белые ровные зубы.
– По рукам.
Герберт вернулся от Деборы, совсем лишившись почвы под ногами. Странное дело – столь скорому и безболезненному с ней объяснению он вовсе не радовался, напротив, был разочарован и словно бы недоволен.
Почему? Дебора, предложив о вчерашнем забыть, все правильно сделала. Может, в глубине души его тяготило то, что это сказал не он, а именно она? Или причин было несколько? Разобраться во всем сразу не представлялось возможным.