Если любит - поймет - Джулия Тиммон

— Дела? Вроде бы нормально… — бормочет неподражаемая Джанин Грейсон.

Смотрю на нее во все глаза. Да нет, передо мной вовсе не Джанин, а Глория Элмог, не слишком уверенная в себе женщина, мечтающая понять, в кого же она влюблена и влюблена ли вообще или должна набраться терпения и дождаться другого, по-настоящему своего мужчину.

Заправляет за ухо прядь черных волос, та снова падает ей на лицо, но Глория о прическе как будто уже не помнит, смотрит на собственные руки и проводит пальцем по ногтю, будто заметила заусеницу, которых у нее наверняка не бывает. Сама растерянность. Она не играет, а живет чужой жизнью!

Кен, то есть Дэнни Лэндсделл, видя смущение бывшей жены, в замешательстве хлопает глазами и вместе с тем безумно рад.

— А может, нам… — взволнованно начинает он.

— Стоп! — На тротуар, где стоят Джанин и Лэндсделл, из толпы киношников выскакивает человек в смешных очках.

Элли легонько толкает меня в бок и ворчливо шепчет почти в самое ухо:

— Вот он. Сейчас начнется!

Значит, вот он какой, Максуэлл Деннард. Элли последние две недели только о нем и трещит. Рассматриваю его, чуть прищуриваясь, и жду, что последует дальше.

Деннард долго качает головой, выражая крайнее недовольство. Джанин складывает руки на пышной груди и внимательно смотрит на него, готовая выслушать любые замечания. Максуэлл поворачивается к Лэндсделлу и набирает полную грудь воздуха, явно намереваясь разразиться длинной тирадой.

— Понимаешь… как бы это объяснить? — Он сильно морщит высокий лоб, смотрит куда-то сквозь ограду из кованого железа и скребет в затылке, подбирая слова.

Запас воздуха, наверное, иссяк, сдерживая улыбку, думаю я. Придется бедняжке снова наполнить легкие. Деннард, будто услышав мои мысли, опять делает глубокий вдох.

— Да, ты говоришь с чувством и показываешь, что еще лелеешь надежду! — восклицает он, вскидывая руки. — Но надежду — на что? Что ассистентка в магазине после нескольких неудачных попыток все же подберет тебе костюм по вкусу? И ты пойдешь на корпоративную вечеринку не в чем придется, а как все приличные люди?

Лэндсделл вытягивает шею и часто моргает.

— Че-го?

Деннард слегка краснеет и с силой сжимает кулаки. Элли хмыкает, а мне, говоря по правде, забавно. Может потому, что я не актриса и никогда не окажусь на месте Лэндсделла?

— Только задумайся: любимая женщина бросает тебя и уходит к другому, можно сказать к старику, успешному и состоятельному. Да любой нормальный мужик, если вдруг после всего этого случайно повстречает ее и увидит хоть намек на то, что она не прочь вернуть прошлое… — Деннард вскидывает кулаки и потрясает ими в воздухе. Лэндсделл отходит на шаг назад, чтобы не получить по лбу. — Да он горы свернет! Вцепится в эту возможность — пусть призрачную, последнюю — стальными клещами.

— Мне что, на колени перед ней упасть? — спрашивает Лэндсделл, скептически кривя губы. — С женщинами лучше построже. Только тогда добьешься, чего хочешь.

— То-то и оно! — почти кричит Деннард, кивая так, что очки съезжают ему на кончик носа. Он неловким движением поправляет их, щелкает пальцами и с улыбкой указывает на Лэндсделла.

По-моему, его ни капли не заботит, кажется ли он кому-нибудь комичным или нет. Впрочем, этот парень отнюдь не смешон, я бы даже сказала, чем-то притягивает. Однако, на мой взгляд, чуть излишне эмоционален. И шумлив.

— Мыслишь верно! — восклицает он. — Так и играй! Твое сердце готово выпрыгнуть, ты стараешься не показать всей глубины чувств, но при этом стремишься снова охмурить Глорию, повторно покорить ее! — Он хлопает в ладоши и ныряет обратно в толпу. — Еще разок!

У-у! Как же тут интересно! Признаться, я не ожидала ничего подобного. Судя по рассказам Элли, съемочная площадка и то, что мы видим на экранах, совершенно разные вещи. Впрочем, я наблюдаю съемку впервые, во всяком случае так близко и внимательно, а Элли в этом бизнесе долгие годы. Точнее, не совсем в этом. То есть большей частью она снимается отнюдь не в серьезных фильмах, вообще не в кино. Все равно ей виднее.

— Вот! — кричит Деннард, поднимая руки над головой и хлопая в ладоши. — Теперь совсем другое дело! Молодцы. На сегодня все.

Элли надувает щеки, с шумом выпускает воздух, становится вполоборота к съемочной группе и бормочет:

— Я им не понадобилась.

— А кого ты должна была сегодня играть? — удивленно спрашиваю я.

Элли криво улыбается и машет рукой.

— Можно сказать, никого. Я должна была пройти мимо них, спиной к камере, и задеть локтем сумку Джанин. Сумка шлепнулась бы на землю, а Дэнни, как истинный джентльмен, поднял бы ее.

Она смеется, стараясь делать вид, будто ей все равно, а я чувствую ее боль и хочу что-нибудь сказать в утешение, да не знаю что. Бедняжка из кожи вон лезет, чтобы показать себя и еще хоть раз в жизни исполнить настоящую роль. Увы! Удача год за годом улыбается другим, а про бедную Элли будто вовсе забыла.

— Подумаешь! — восклицаю я с убежденностью, какую только могу изобразить. — Тоже мне роль. Ты свое сыграла, наверняка достойно, а проходят мимо пусть какие-нибудь бездарности. — Прикусываю губу.

Элли досадливо смеется.

— Свое сыграла! Посидела за кассой и сказала: «С вас тридцать три доллара». И еще парочку идиотских фраз. Под конец будет вторая подобная сцена — мне опять придется поднапрячься! — Она шлепает себя по бедру, ухмыляется и смотрит на меня так, будто во всех ее неудачах виновата одна я. — Роль кассирши тоже для бездарностей. На это ты намекаешь, да? Лучше бы так прямо и сказала…

— Да ты что, Элли! — перебиваю ее я.

— Ничего. — Она резко поворачивается, чтобы уйти, я хватаю ее за руку, пошатываюсь, спотыкаюсь о бордюр и уже падаю, но кто-то ловит меня сильной рукой и с легкостью возвращает в вертикальное положение.

— Осторожнее. Так дважды два сломать шею. Только трупов нам не хватало.

Поднимаю глаза и вижу прямо перед собой Максуэлла Деннарда. Он изучающе разглядывает мое лицо, качает головой, переводит взгляд на Элли, которую я до сих пор держу за руку, и кивает.

— Вас я помню, — говорит он. — Вы сыграли уборщицу.

— Кассиршу, — с обидой поправляет его Элли.

— Ах да, кассиршу. — Деннард щелкает пальцами и тычет в нее. Ненавижу эту привычку, но у него это выходит как-то по-особому. Менее фамильярно, чем у других, что ли. — Простите. И сыграли весьма неплохо, — говорит он явно из вежливости и, глядя уже не на Элли, а на меня, спрашивает: — А вы?

— Гм… — Я в растерянности улыбаюсь. — Я никого не играла и не собираюсь…