– Приключение, – напомнила Ольга.

Никита фыркнул.

– Авантюристы хреновы. – Но голос у него был незлой. – Ладно, Женечка, почитаешь, если тебе больше делать нечего. А мы с Ольгой пойдем в Байё смотреть циновку. Да, Оленька?

– Какую циновку? – не сразу сообразила она.

– Ковер, – зато Женька сообразил. – Ну уж нет. Если ты решил в музей не возвращаться, то ковер я пойду смотреть вместе с вами.

– Ленивые журналисты, – вздохнул Ник. – Не хотят читать трудные французские документы... Не поеду я в музей. День какой-то дурацкий, а если день дурацкий с утра, то и к вечеру он лучше не станет.

Вернулся писатель с подносом, на котором стояли две чашки кофе, одну из которых он протянул Ольге и добавил что-то веселое.

– Он гордится, что умеет варить хороший кофе, – перевел Женька.

– Мерси. – Ольга поставила чашку и принюхалась. – Точно, есть чем гордиться... Жень, а спроси у него, какой он писатель?

– Что, знаменитый или нет?

– Что пишет? Вдруг он французский Стивен Кинг, практикующий. И нам все-таки пора сматываться...

Шутка себя уже исчерпала, но Никита все равно улыбнулся. Ольге было приятно, что он решил остаться с ними, – в конце концов, если уж Мон-Сен-Мишель будет завтра, почему бы не погулять в Байё. А с Малиновским веселее.

Канетт выслушал Женькин вопрос и ответил пространной тирадой, а потом снова ушел с террасы.

– Он собиратель местных легенд, – объяснил Ильясов. – Ездит по Нормандии, записывает, потом составляет сборник... Уже две книги выпустил. Обещал показать.

Канетт вернулся почти сразу, принес книгу в суперобложке и отдал почему-то Ольге, а сам уселся напротив. Томик оказался увесистым. На рисунке под фамилией автора высился неприступный и мрачный замок, у подножия недружелюбно плескались волны.

– Я смотрю, легенды-то веселенькие, – хмыкнул Ник.

– Зато автор – вот он, перед нами. – Ольга перевернула книгу: на задней стороне обложки красовалась фотография Канетта. – Гляди-ка, не соврал.

– А ты думала, соврет?

– Мистер Холмс, я теперь подозреваю всех.

Писатель тем временем что-то длинно объяснял Женьке. Ольга полистала книгу, но, разумеется, та была на французском, зато с прекрасными иллюстрациями, напоминавшими гравюры Доре. Здесь были и цветные вставки, с фотографиями средневековых росписей и гобеленов.

– Угу, – сказал Женька Канетту и перевел: – Он говорит, что раньше работал в Руане журналистом, потом переселился сюда с женой и детьми. Жена и дети сейчас у родственников в Шербуре, а он ездит по окрестностям и работает.

– Очень красивая книга, – сказала Ольга писателю. Тот, видимо, понял ее и без перевода, улыбнулся и ответил по-французски.

– Оливье говорит, что это тебе подарок.

– А автограф? – оживилась Ольга, польщенная таким вниманием. – Автограф даст?

Канетт охотно подписал книгу, вытащив из нагрудного кармана шариковую ручку – сразу видно, привык с собой носить. Женька прочел, переводя на русский:

– «Очаровательной русской путешественнице, с пожеланием войти в местные легенды, от Оливье Канетта».

– Французы – самая галантная нация в мире, – сказала польщенная Ольга. – Жаль, что он женат, но книжка – тоже неплохо.

Потом они пили лимонад, Никита иногда поглядывал на часы, но никого не торопил – видимо, смирился со своей горькой участью, – а писатель, узнав, что случайные знакомые едут в Байё, прочел им целую лекцию про город – Женька еле успевал переводить.

– Честно говоря, я половину не понимаю, что он нам рассказывает, – сознался Ильясов, когда Канетт выдохся. – Такой диалект...

– Bon se€jour en Normandie[10], – сказал писатель, и, когда Женька это перевел, наконец заговорил Никита:

– Все, пора ехать. Намек понят.

Они сердечно распрощались с новым знакомым, обещали прочесть книгу от корки до корки и погрузились в машину. Оливье Канетт помахал им на прощание.

– Так, – сказал Никита, выруливая с Гран Рю, – все это прекрасно. Но с чемоданом нужно разобраться. Здесь есть какое-нибудь бюро находок? Или, может, сдать в полицию?

– Я же обещал, что прочитаю бумаги, – рассеянно откликнулся Женька, листая книгу. – И тогда решим. Но, думаю, нам до вечера кто-нибудь позвонит.

– И когда ты их прочтешь?

– Вечером. Если никто не позвонит.

– Прокрастинация – наше все?

– Угу... Давайте я вам лучше какую-нибудь легенду прочитаю. Вернее, перескажу. Тут такие перлы... Вот, например. – Женька водил пальцем по строчкам, шевеля губами. – Ага. Легенда о Пещере Дев. Если рядом с деревушкой Этрета пройтись по Тропе таможенников, то на одном из утесов есть пещерка. Когда-то в деревне жили три красивые девушки, а в замке на скале – знатный господин. Он воспылал страстью к этим девушкам и заточил их в пещеру, где предлагал им заняться с ним сексом в извращенной форме. Девушки не разделили его энтузиазма, и он то ли замуровал их в пещере, где они умерли и затем вознеслись на небо, то ли засунул в бочку, утыканную ножами, и сбросил в море.

– Изобретательный гражданин, – заметил Никита.

– Очень. Три дня их носило по волнам, а на четвертый они, натурально, скончались. – Женька перевернул страницу. – И потом являлись этому господину в виде призраков, пока не довели его до ручки. Он взял да и бросился с башни.

– И пучина сия поглотила ея в один момент, – процитировала Ольга. – В общем, все умерли.

– А вот еще послушайте. «Барышня из Грюши». В поместье Грюши в Гревилле жила барышня-ведьма, которая умела превращаться в ласку или в большую собаку. Она заманивала молодых людей в свой дом, а когда они ей наскучивали, превращала в животных или растения. Тем несчастным, что ей сопротивлялись, она вспарывала животы и развешивала их внутренности сушиться на... хм, как же это... а! На живой изгороди из боярышника. Для всех этих колдовских дел у нее была магическая шкура, в которую она одевалась. Но однажды утром ее остановили прежде, чем она напялила шкуру. Местные жители не упустили свой шанс и сожгли ведьму дотла. Или еще каким-то образом замочили, история умалчивает. Красота.

– На живой изгороди из боярышника, – повторила Ольга. – Развешивала внутренности. Мальчики, я вот думаю... Что этот кровожадный автор имел в виду, когда пожелал мне войти в местные легенды? Никто не знает?

– Вовремя мы унесли ноги! – торжественно провозгласил Никита. – Еще немного, и нас бы все-таки начали расчленять!