И протянул кожаный листочек, на нем выдавлен сокол, раскинувший крылья.

– Если кто вздумает задержать по дороге из лихих людей – покажи эту меточку. Меня здесь всяк боится, – сказал с гордостью, хлопнул Всеслава про плечу. – А если не сыщешь себе места в мире – приходи ко мне, на вольное житье. У нас сытно, весело! Ну, прощай, что ли!

Они обнялись и простились. «Навсегда, должно быть», – подумал Всеслав и сам себя одернул. Поправился: «Даст Бог, свидимся».

В Новгороде ему было некуда идти – знакомцев, которые водились у отца, он не помнил и не знал, где они живут, живы ли вообще. Решил сразу идти к князю, нести ему письмецо от дядьки Тихона. Но сначала все ж пришел к родному пепелищу.

На месте пожара ничего уж не осталось – все сровняли с землей, и там, где стоял батюшкин терем, пробивалась уже молодая трава. Горько вздохнул Всеслав и пошел, волоча ноги по-старчески.

Нечасто приходилось Всеславу ходить в княжеские терема, оттого стеснялся он немало – как-то примут, да что-то скажут? Оказалось все очень просто. На подворье, где свирепо брехали огромные кобели, подбежали к нему два румяных гридня без шапок, хорошо одетые, и спросили, кто таков и зачем явился. Узнав, что пришлец явился служить князю и имеет письмо от киевского воеводы – переглянулись и велели подождать малость. Убежали, но скоро вернулись и позвали в покои.

Всеслава провели в крестовую палату, а пока шли, он все крутил головой, оглядывался. По сравнению с палатами князя киевского, палаты князя Игоря выглядели непривычно. У Святослава единственное украшение – оружие да щиты по стенам, больше ничего. А тут знатные ковры, и занавеси, всюду позолота. Красиво-то красиво, слов нет, да только отчего ж по углам пыль да паутину не обметают?

Покуда так размышлял – провели в крестовую палату, где должен был встретить его князь. Здесь тоже богато убрано, скамьи все обиты оксамитом, под ногами зеленый, как мох, пушистый ковер. Пока Всеслав стоял, разиня рот и дивился чудесам, его затолкали в плечо: «Князь, князь идет!»

Поклонился по всему древнему чину – земно. Мельком успел заметить, как князь Игорь улыбнулся довольно.

– Каков богатырь! – сказал он с любованием. – Что ж, расскажи мне: кто таков?

Всеслав еще раз поклонился:

– Из городу Киева приехал служить тебе, княже. Есть у меня письмо к тебе от моего дядьки, воеводы Киевского с просьбою принять меня в твою дружину...

– Что ж из Киева спровадили? Аль натворил что? – перебил его князь.

– Сам я родом из этой земли. Когда уезжал отроком еще на учебу в стольный град – обещался вернуться. Да только вот не ждал меня никто, – и, вспомнив о судьбе родных, Всеслав погрустнел.

Князь Игорь заметил это.

– Что, аль случилось дурное с твоей семьей? – спросил участливо.

– Да... – с трудом выдавил Всеслав. – Помнишь, верно, половецкий набег на вотчину новгородскую. Тогда и разорили они гнездо наше родовое – терем тысяцкого Романа.

– Вот оно что! – воскликнул князь. – Что ж ты молчал?

Знаю я эту семью, и о Романе слышал. А ты, значит, Всеслав? Добро. Хочешь, значит, отомстить поганым за своих родных?

– Хочу, – угрюмо ответил Всеслав.

– Взять тебя, что ли, в мою дружину? – шутя, молвил князь.

– Такого богатыря как не взять, – раздался от дверей женский голос.

Все бывшие в палате обернулись на этот голос, обернулся и Всеслав. На пороге стояла молодая женщина, одетая богато.

– Княгиня! – зашептали рядом, и Всеслав поклонился ей в ноги. А женщина, пройдя, стала рядом с князем.

– О чем размышляешь, Игорь Святославович? – молвила нежным, звонким голосом, как птица прощебетала. – Такой витязь добудет в бою себе честь, князю – славу. А ежели не по нраву он тебе – я его в свою дружину возьму.

Всеслав даже обомлел от такого буесловия. Хоть и нечасто приходилось ему бывать у «верхних», но знал он – никакая княгиня не осмелилась бы так говорить с супругом своим, да еще при чужих людях. А эта держится свободно, говорит вольно и глаза веселые. Перевел Всеслав взгляд на князя Игоря – не разгневался ли? Но нет, только засмеялся, и по этому смеху, по веселым морщинкам-лучикам, разбежавшимся от глаз князя, Всеслав понял – он, должно быть, крепко любит свою жену.

– Княгинюшка моя, Евфросинья Ярославна, – сказал он Всеславу. – Тоже свою дружину собирает, хочет со мной посоперничать. Дрожу, чтоб как-нибудь не обидеть ее – вдруг войной пойдет? Тогда мне конец!

Всеслав улыбнулся, понял князеву шутку. Украдкой поглядывал на княгиню, и смотреть на нее было приятно. Высокая, статная, в опашене нежно-розового цвета с тьмой финифтяных пуговок, а лицо детское совсем. Круглые, тонкие брови, припухшие губы улыбаются тонко, умно, а глаза прозрачные, светло-серые, сметливые...

– Что ж, – говорил тем временем князь Игорь. – уговорила княгиня, беру тебя в свою дружину. Дом-то себе будешь ставить, аль нет? Ну, там видно будет, а покуда найдем тебе уголок. Поселишься в гридницкой.

От благодарности Всеслава князь отмахнулся, велел гридням проводить новоприбывшего собрата. Его провели в просторную, чистую гридницкую – по стенам скамьи, на стенах – боевое оружье. В трапезной, куда позвали завтракать, тоже чисто, пахнет травами. Подавала на стол разбитная девка, которую, как приметил Всеслав, некоторые парни украдкой щипали за пышные телеса. Она взвизгивала, порой отпускала звонкие затрещины, но не обижалась. Все это было Всеславу в новинку.

Рядом с ним на лавке сидел коренастый, чернявый воин лет тридцати, крепкими зубами грыз мосол, аж трещало за ушами. Заметив на себе взгляд Всеслава, он подмигнул ему.

– Не робей, воробей! Лучше кушай, отводи душу, а набьешь живот – и душа заживет!

– Складно как говоришь, – заметил Всеслав в ответ.

– То-то, парень! Я песенник здешний, оттого и говорю, как ты приметил, складно. Пока вокруг мир – я с гуслями, а коль надо будет – на меч их променяю, и не загрущу! Тебя как кличут?

– Всеславом.

– Ну, а меня Ивашкой. Ты первый день у нас? Откуда приехал?

Новый знакомец закидал Всеслава вопросами – тот едва успевал отвечать, но был даже рад этому. Самому ему знакомства давались трудно. Смешно даже – вырос здоровенным, головой притолоку задевает, а смущается порой, как красная девушка. Эта стеснительность мучила Всеслава, он всеми силами пытался ее скрыть, но получалось не всегда. А рядом с Иваном – говорливым, веселым, он сразу почуял себя свободно. Припомнился ему Есмень Сокол – тот такой же был балагур. Сказал об этом собеседнику, а тот едва со скамьи не свалился от удивления.

– Вот так скромник, какое знакомство завел! Ты об этом говори потише – приятель твой многим насолил. Отчаянный ты парень, как я погляжу, из воды сухим выходишь!

Так началась служба Всеслава у князя Игоря. Жилось хорошо – князь его к себе приблизил сразу же. Род добрый, да и на самого богатыря посмотреть приятно. Не раз бывал зван Всеслав в покои княжеские, особенно когда наезжали важные гости. Тогда полагалось видным гридням стоять на страже около дверей, или подле самого князя с княгинею. Хвастался князь витязями своей дружины, да и вообще, как Всеслав приметил, прихвастнуть любил. Душой был чист, нравом ровен, но завелся ж в человеке такой грех – тщеславие!