16 месяцев боевые самолеты из Готы осуществили в общей сложности 22 налета на Англию и сбросили на страну 186 830 фунтов (около 85 тонн) взрывчатки. Впрочем, эти цифры были куда менее важны, чем всеобщее недоумение: как эти ужасные разрушения могли быть вызваны градом бомб с вражеских самолетов, в названии которых присутствовала часть родовой фамилии английского короля?

Вопрос о «тевтонском» происхождении и родственных связях королевской семьи был в повестке дня с самого начала войны, когда принц Луис Баттенбергский, отец Дики Маунтбеттена, в ходе кампании против всего немецкого был уволен из Адмиралтейства. Однако с началом налетов на Лондон бомбардировщиков, изготовленных в городе Готе, проблема стала гораздо более серьезной. Стэмфордхэм обсудил ее с бывшим премьер-министром лордом Розбери, который также участвовал в работе аналитического центра, пополнявшего своими документами папку «Беспорядки в стране».

В письме от 15 мая Стэмфордхэм высказал идею придумать английскую фамилию, которой могли бы воспользоваться все члены королевской семьи, включая Баттенбергов и Тексов. Сам Стэмфордхэм предложил фамилию Тюдор-Стюарт. Двумя днями позже на очередном заседании группы Розбери предложил вариант Фицройская, а в последующие недели обсуждались такие варианты названия династии, как Плантагенетская, Йоркская, Ланкастерская и даже просто Английская. На каком-то этапе обсуждения Тексы (семья королевы Марии) и Баттенберги решили пойти разными путями: Баттенберги предпочли именоваться Маунтбеттенами, а дом Текский стал Кембриджским. Стэмфордхэм остался один на один с проблемой переименования Саксен-Кобург-Готской династии. Как рассказывают, однажды Стэмфордхэм стоял у окна, обдумывая все новые и новые варианты названия, и его взгляд упал на знаменитую Круглую башню Виндзорского замка. Так личный секретарь подумал о наименовании Виндзор. «Да понимаете ли вы, – кинулся к нему с поздравлениями лорд Розбери, – что стали крестным отцом целой династии?!»

Это действительно было озарение. Уже само слово «Виндзор» вызвало в воображении картину чего-то основательного и прочного, как каменная Круглая башня, возвышающаяся на холме над Темзой, незыблемый символ монархии, возведенный еще Вильгельмом Завоевателем.

Ни одна монархия в истории не переживала раньше ничего подобного. Обычно названия династий меняли завоеватели и узурпаторы. Но в данном случае это делал древний клан, хладнокровно изобретающий себя заново с иной, взятой из воздуха идентичностью. Это, несомненно, было обусловлено практическими соображениями – и некоторой долей страха. 17 июля Тайный совет Великобритании объявил об изменении названия династии, а также об отказе королевской семьи от всех «немецких степеней, символики, санов, титулов, почестей и наименований». Фактически новая династия была создана в ответ на запросы общества. В указе никак не объяснялась причина переименования, но она была очевидна всем и стала для нового дома Виндзоров руководящим принципом, который можно было сформулировать так: «Выжить любой ценой!» Немецкий кайзер откликнулся на эти события едким замечанием о том, что с нетерпением ждет следующей постановки пьесы «Саксен-Кобург-Готские насмешницы» (намек на пьесу Шекспира «Виндзорские насмешницы»). Георг V, королева Мария и их советники из группы «Беспорядки в стране» лучше других осознали значение перемен, последовавших за глобальной индустриализацией. Правители феодальных монархий Германии, Австро-Венгрии и России с их морганатическими браками и классовыми барьерами считали, что находятся на вершине социальной пирамиды. В ней монархия стояла на плечах знати, ниже располагался средний класс торговцев, а еще ниже – простые люди. В таких обществах очень большое значение имела иерархия.

Анализ, проведенный Стэмфордхэмом, а также интуиция короля и королевы показали, что распределение власти по типу пирамиды устарело. Фактически они пришли к тезису Карла Маркса: в современном мире власть концентрируется у основания пирамиды, там, где находится основная масса людей.

«А короля мы оставляем?» – такой вопрос задал в 1913 году левый активист в одном из летних лагерей сторонников социалистических идей.

«Конечно да, – последовал ответ, демонстрирующий шаткую логику, которой последовали и социалисты, и монархисты. – В Англии король делает то, чего хочет народ. Это будет король-социалист». Еще более категоричный ответ на этот вопрос был дан на конференции Лейбористской партии, которая проходила через пять лет после окончания войны, в 1923 году. Тогда было проведено голосование по предложению, согласно которому «королевская фамилия больше не нужна как часть британской Конституции». За это предложение проголосовали депутаты, которые представляли 386 000 человек, против – делегаты от 3 694 000 человек. Общая привязанность британцев к монархии сохранялась и на протяжении всех 1920-х и 1930-х годов. Немного поколебали ее положение невзгоды Великой депрессии, но серебряный юбилей 25-летнего правления Георга V, 6 мая 1935 года, был отмечен торжествами по всей стране. К этому дню знаменитый художник Фрэнк Солсбери написал маслом захватывающую панорамную картину, на которой была изображена вся королевская семья, входящая в собор Святого Павла для благодарственного молебна. Это последняя столь полная портретная галерея представителей династии Виндзоров. На ней присутствуют и совсем юные принцессы Елизавета и Маргарет Роуз. В конце того памятного дня девочек вывели на балкон Букингемского дворца, чтобы впервые представить многотысячной толпе, которая каждый вечер в течение недели собиралась у ограды дворца и возгласами поддерживала августейшую фамилию. «Не подозревал, что они так ко мне относятся, – заявил тогда 69-летний король. – Начинаю думать, что я им действительно нравлюсь».

В начале февраля 1952 года произошел инцидент, который вызвал крайнее возмущение 84-летней королевы Марии. Эрнст Август, принц Ганноверский, сообщил ей, что Луис Маунтбеттен в поместье Бродландс произнес тост в честь «нового царствующего дома Маунтбеттенов». Разгневанная королева вызвала к себе Джока Колвилла, личного секретаря Черчилля, чтобы тот «немедленно принял необходимые меры». Черчилль отреагировал в тот же день на заседании Кабинета министров. Он разделял исторические воспоминания и негодование старой королевы. Правительству предстояло обсуждать судьбу военных преступников и контрибуции Германии, но первым в повестке заседания 18 февраля 1952 года был поставлен пункт «О королевской фамилии». «Внимание Кабинета было привлечено к сообщениям о том, что могут быть внесены некоторые изменения в фамилию детей королевы и их потомков, – говорится в протоколе заседания Кабинета министров. – Члены Кабинета твердо придерживаются мнения, что фамилию Виндзор нужно сохранить. Они предложили премьер-министру воспользоваться подходящей возможностью и сообщить о своих взглядах Ее Величеству».

В течение следующих двух дней Черчилль сообщил Елизавете единодушно принятый вердикт правительства. Он спровоцировал настоящий взрыв эмоций. «Филиппа это сильно ранило», – вспоминал 50 лет спустя его товарищ по флоту Майк Паркер, качая головой при мысли о последовавших затем конфликтах. «Я чувствую себя какой-то амебой, – жаловался уязвленный муж. – Я единственный мужчина в стране, который не может передать свою фамилию детям». Филипп немедленно сел писать статью, в которой аргументировал