— Это безумие. Самый безумный поступок из всех, что я когда-либо совершал.

— Это просто магазин.

— Это обычный магазин, в который ты уже самостоятельно ходил раз пятьсот. Схватись за что-нибудь. Но за что? Схватиться не за что. Все слишком скользкое. Жизнь так невыносимо тяжела. Всегда нужно выполнять миллион дел одновременно. Во мне живет тысяча разных людей, и все они разбегаются в разные стороны.

До того момента, пока я сам не столкнулся с психическим заболеванием, его физический аспект мне был неведом. Оказывается, даже то, что происходит в голове, сопровождается ощущениями. В мозге я чувствовал покалывание, трепетание, пульсацию. Все это, казалось, происходило в затылочной доле, но и в лобной доле тоже было нечто похожее на неприятный белый шум. Если вы будете думать слишком много, то, возможно, ощутите то же самое.

«Но одно мгновение может вобрать в себя сонм страстей, равно как на небольшом пространстве может поместиться толпа», — писал Флобер.

— Убирайся из этого магазина. Это уже слишком. Ты больше не выдержишь. Твой мозг взорвется.

— Мозг не может взорваться. Мы живем не в фильме Дэвида Кроненберга[16].

— Может, я могу снова упасть. Вдруг после падения, произошедшего на Ибице, я приземлился лишь на полпути. Возможно, настоящая преисподняя находится еще ниже, я и направляюсь туда. Вдруг я, как тот контуженый солдат из стихотворения, истекающий кровью, стонущий и потерянный, не смогу даже убить себя. Я боялся, что пребывание в этом магазине отправит меня прямиком в ад.

За прилавком стояла девушка. Я до сих пор помню ее. Она была примерно моего возраста. Возможно, мы ходили в одну школу, но утверждать не могу. У этой полной девушки были крашеные рыжие волосы и бледная кожа. Она читала журнал о знаменитостях и выглядела абсолютно спокойной. Мне хотелось убежать. Как же я мечтал в тот момент быть ею. Понимаю, это звучит глупо. В принципе, вся эта ситуация выглядит таковой.

Индиана Джонс и храм Мармита.

Я нашел мармит. Я схватил его, в то время как в моей голове звучал старый рэп Эрика Би и Ракима[17]: «Я скульптура, рожденная со структурой…» Я был скульптурой без структуры. Бесструктурной скульптурой, которой все еще нужно было найти молоко. Ряды бутылок молока в холодильнике могут быть самой пугающей и неестественной вещью на свете. Родители любили молоко средней жирности, но в тот день в магазине оно было лишь в пол-литровых бутылках, а не в литровых, как они обычно покупали. Я взял две пол-литровые бутылки и понес их вместе с мармитом на кассу.

— Бумбумбумбумбум.

Девушка, которой я мечтал быть, расторопностью не отличалась. Думаю, она была самым медлительным работником в мире. Вероятно, такие, как она, побуждали владельцев магазинов переходить на кассы самообслуживания. И хотя я хотел быть ею, я ненавидел ее медлительность.

«Скорей же, — подумал я. — Ты вообще понимаешь, что делаешь?»

Мне хотелось начать жить заново с ее скоростью. Тогда бы я не чувствовал себя так ужасно. Мне нужно было замедлиться.

«Пакет нужен?»

Мне, конечно, нужен был пакет, но я не мог больше ждать. Стоять неподвижно было очень тяжело. Когда каждая клетка тела охвачена паникой, ходить всегда легче, чем стоять.

Что-то наполнило мой мозг. Я закрыл глаза и увидел веселых карликовых демонов, которые смеялись надо мной, словно мое сумасшествие было представлением на карнавале.

«Нет, не нужен. Я живу за углом».

Я дал ей пятифунтовую купюру.

«Оставьте сдачу», — сказал я.

И тут она поняла, что я был несколько странным. Выйдя из магазина, я снова очутился на открытом пространстве. Я шагал настолько быстро, насколько это было возможно (если бы я сорвался на бег, то можно было бы сразу признать свое поражение), чувствуя себя рыбой на палубе, которой отчаянно требовалась вода.

«Все хорошо, все хорошо, все хорошо…»

Я повернул за угол, неистово молясь о том, чтобы не встретить знакомых на Веллингтон-роуд. На улице никого не было. Я хотел видеть только пустоту и частные дома позднего викторианского стиля, стоящие рядами друг напротив друга.

Когда я позвонил в дверь дома своих родителей, мне открыла Андреа. Очутившись наконец внутри, я не испытал никакого чувства облегчения. Мой разум немедленно подсказал мне, что облегчение от успешного похода в ближайший магазин свидетельствовало о моей слабости, а вовсе не о силе духа.

— Быть может, когда-нибудь мой разум будет функционировать так же медленно, как девушка-кассир в том магазине.

— Ты на правильном пути, — сказала Андреа.

— Да, — ответил я, не веря ее словам.

— Тебе станет лучше.

Нелегко быть рядом с депрессивным парнем.

Прошлый я: Я не смогу.

Настоящий я: Тебе кажется, что не сможешь, но на самом деле это не так. Ты сможешь. Честно.

Прошлый я: Но вся эта боль… Ты, должно быть, забыл, каково это. Сегодня в магазине я ехал на эскалаторе и начал теряться в пространстве. Мне казалось, что вся Вселенная отдаляется от меня. Прямо там.

Настоящий я: Может быть, я немного забыл. Но посмотри, я здесь. Теперь я рядом. У меня все получилось. У нас все получилось. Тебе нельзя сдаваться.

Прошлый я: Я хочу верить, что ты существуешь. Что я не убил тебя.

Настоящий я: Нет, не убил. Не убьешь.

Прошлый я: Почему я остался в живых? Разве не лучше было бы вообще ничего не чувствовать, чем так мучиться от боли? Разве ноль не больше минус тысячи?

Настоящий я: Послушай, давай разберемся с тем, что происходит в твоей голове. У тебя все получится. Следом за болью наступит жизнь. Ж-И-З-Н-Ь. Понимаешь? Там будет много радостных моментов. Просто перестань беспокоиться из-за беспокойства. Можешь и дальше волноваться, с этим ничего нельзя поделать, но не подчиняй этому всю жизнь.

Прошлый я: Ты выглядишь старым. У глаз появились морщины. Ты что, начал лысеть?

Настоящий я: Да. Нас с тобой всегда это беспокоило. Помнишь, как мы ездили на каникулы, когда нам было 10 лет? Мы тогда посмотрели в зеркало и испугались морщинок на лбу. Уже тогда мы опасались видимых проявлений старения, потому что всегда боялись смерти.

Прошлый я: Ты до сих пор боишься смерти?

Настоящий я: Да.

Прошлый я: Мне нужна причина, чтобы жить. Мне нужно что-то, что удержало бы меня здесь.

Настоящий я: Ладно, ладно, дай мне минуту…