Когда он наклонился, чтобы поднять их, Бланш толкнула его сзади, и он свалился на пол. Клод обернулся; Бланш стояла на кровати, ее глаза сверкали.

– Бланш! Что ты делаешь?

– Твоя любовница? У тебя есть любовница? Будь ты проклят, Клод! Мы лежим в постели, мы только что трахнулись – и ты заявляешь, что у тебя есть другая женщина?!

– Тссс! Бланш, говори тише.

– Не буду!!

– Бланш, успокойся. Я не стану ничего обсуждать, пока ты не возьмешь себя в руки.

– Возьму себя в руки? – но она понизила голос.

– Да. Давай садись. – Клод устроился на кровати и с очаровательной улыбкой показал на место рядом с собой; она сердито посмотрела на него, спрыгнула с кровати и села на маленький стул у окна. Точнее, присела на самый край, похожая на птицу – дикую, экзотическую птицу, готовую взлететь.

– Во-первых, я твой муж. Я уважаю тебя.

– Как ты можешь так говорить, если завел какую-то дешевку на стороне?

– Дешевку? Я не понимаю этого слова.

– Шлюху.

– Любовницу, а не шлюху. Если бы я хотел шлюху, я бы ее купил. Но зачем платить за то, что можно получить бесплатно? Я не могу так опозориться.

Она открыла рот и покачала головой:

– Что ты хочешь сказать?

– Любовница – это не шлюха, Бланш. Вы, американцы, используете эти слова как синонимы, но это неверно.

– Да заткнись ты! Не смей читать мне нотации! Ты… ты… ты знаешь, что я могу подать на развод?

– Что? – Теперь настала очередь Клода удивляться. – Во-первых, разводятся только американцы. Во Франции это не принято. А мы здесь гораздо лучше разбираемся в семейной жизни, любовь моя. Глупо даже думать о таком. Как это пришло тебе в голову, не понимаю!

– Но ты изменяешь мне!

– Нет-нет! – Клод чуть не рассмеялся, но вовремя заметил яростный блеск в ее глазах. – Нет, это не так. Так вы, американцы, думаете, но вы все неправильно понимаете. Как я могу изменять тебе с женщиной, которую вижу всего раз в неделю и о которой сам тебе рассказал? Я не люблю ее, я люблю тебя. Я не женат на ней, я женат на тебе – ты носишь мою фамилию, с тобой я делю свое имущество, ты мой спутник жизни. Она… она просто… просто… – Он пытался подобрать подходящее английское слово. Но английский язык не подходил для таких разговоров.

– Хорошая дырка?

Клод вздрогнул.

– Бланш, это вульгарно. – К его горькому разочарованию, у волшебной принцессы был словарный запас портового грузчика.

– Я вульгарна? О, вот это мило! Может, пора напомнить тебе, Клод Аузелло, что я сделала, когда вышла за тебя замуж?

Клод поморщился; она впервые заговорила об этом. Клод не имел к этому никакого отношения, он никогда не просил ее об этом, хотя не мог не признаться себе, что испытал облегчение, когда она это сделала. Они договорились навсегда забыть о произошедшем – ради блага всех причастных.

– Наш разговор лишен смысла. Я сделал тебе одолжение, сообщив, где буду в четверг вечером, а ты реагируешь, как избалованный ребенок. Это недостойно, Бланш… Черт! – У Клода потемнело в глазах; он почувствовал, как по лбу стекает кровь. Бланш только что швырнула в него вазу и уже тянулась за следующей.

– Прекрати!

– Иди ты к черту! Иди к черту, Клод Аузелло!

Вторая ваза разбилась о стену; он вскинул руки, чтобы защитить лицо, пока она искала, чем еще запустить в мужа. Клод выбежал из комнаты и плотно закрыл дверь. А Бланш колотила по ней руками и ногами, выкрикивая самые невероятные ругательства, которые ему доводилось слышать. Клод невольно восхищался ее изобретательностью: «скользкий сукин сын», «лживый ублюдок без яиц», «бесхребетный червяк», «дрочила». Внезапно стук и ругань прекратились; все стихло.

– Бланш, я… – Клод осторожно приоткрыл дверь. Ни слова в ответ. Он заглянул в комнату. Бланш казалась совершенно спокойной; она даже улыбнулась. А потом ударила его кулаком в нос.

Он держался подальше от квартиры два дня и молился, чтобы Бланш не заявилась в «Ритц» в теперешнем истерическом состоянии. Карьере Клода не пойдет на пользу, если его жена будет бегать по коридорам, крича, что он «лживый ублюдок без яиц». Мария-Луиза Ритц такого не потерпит.

Клод рассудил, что Бланш нужно дать время. Она усвоит урок и успокоится. Он даже немного винил себя: опять не учел разницы между американцами и французами. Французы понимали, что случайная связь на стороне, как праздник, укрепляет брак. Это всего лишь удовольствие от открытия другой плоти – больше ничего! Покой, который приносит удовлетворение физической потребности без эмоциональной привязанности, важен для занятого человека. Его мать знала о любовницах его отца на протяжении долгих лет; все, о чем она просила, как и любая разумная француженка, чтобы он не выставлял свои романы напоказ, не знакомил любовниц с детьми, не позволял им отнимать у него много времени, энергии и – самое главное – денег. И если у матери Клода были романы – это трудно себе представить, но всякое может быть, – естественно, никто об этом не знал.

Клод верил, что Бланш научится играть по новым правилам; она быстро училась. Она прекрасно понимала и даже принимала большинство других французских обычаев. Ей хватит двух дней разлуки, чтобы посмотреть на ситуацию под правильным углом.

Однако вечером второго дня, когда он вернулся домой и обнаружил, что ее гардеробная пуста, Клод встревожился и сделал немыслимое: отправил Перл сообщение через посыльного отеля «Ритц». В ответ она попросила зайти к ней домой.

Клод умолял Бланш прекратить дружбу с этой женщиной. Кинокарьера Перл рухнула здесь, во Франции. Она была вынуждена выступать в безвкусных ночных клубах, где воспроизводила сцены из известных фильмов, в которых когда-то снималась, с молодыми людьми, одетыми только в набедренные повязки. Но даже такой работы в последнее время не стало.

Однажды вечером, выпив слишком много шампанского, Перл пришла в «Ритц» повидаться с Бланш и хотела вломиться в бар, куда ее, естественно, не пускали. Бланш попыталась остановить ее, но в тот день Перл было не остановить. Она выглядела ужасно: старый меховой палантин испачкан, чулки в грязи, по лицу размазан макияж. Увидев это, Бланш заплакала. Но Клод видел только катастрофу, которую устроила сама Перл. Бланш рассказала ему, что Перл заложила почти все, что у нее было, и теперь живет на подачки любого мужчины, которого сможет одурачить. Бланш видела в этом мужество.

Клод – позор.

Даже Бланш была потрясена поведением Перл в тот роковой вечер: она ударила Фрэнка Мейера зонтиком. Бланш с трудом уговорила ее выйти на улицу и сесть в такси. С тех пор Клод не видел Перл.

Но сейчас он проделал длинный путь до 20-го округа, района ветхих особняков, разбитых на крошечные квартирки. Здесь не было никаких условий для нормальной жизни: мало кафе, ни одного ресторана, магазины расположены неудобно, некоторые уличные фонари не горят. В таком месте не стоило задерживаться, не то что селиться.