Он подошел к одному мешку и принялся рыться в нем. Я привалилась к другим мешкам, стараясь прикрыть Сару и Даниэля, и сжала кулаки. Ладони у меня вспотели.

Солдат долго рылся в мешках, но ничего, кроме картошки, не нашел. Я надеялась, что он довольствуется этим и дальше не сунется.

Но солдат все не унимался, а его начальник расхаживал кругами и повторял:

– Fortsetzen, fortsetzen!

Это означало «продолжай», и солдат, к сожалению, был вынужден слушаться. Он отодвигал мешки, копался внутри и постепенно все ближе подбирался туда, где прятались Сара с Даниэлем. Я представила, каково им сейчас. Даниэль, наверное, обнимает Сару, а та прижимает к себе Элизу. И они боятся даже вздохнуть.

Я и сама едва дышала. Еще один мешок – и солдат их обнаружит. Нет, надо его остановить.

– А у вас есть дети? – спросила я и заулыбалась самой милой своей улыбкой.

Он оторвался от мешка.

– Тебе сколько лет?

– Десять. У меня день рождения был первого октября.

Он тоже улыбнулся, его карие глаза вдруг погрустнели.

– Моей дочке тоже летом будет десять, – он вынул руки из мешка и выпрямился.

– А вы давно с ней не виделись? – спросила я.

– Два года.

– Так долго! Бедная ваша дочка! Это из-за войны, да?

Он кивнул.

– Но вам же разрешают ездить домой на день рождения и Рождество?

Солдат покачал головой. Похоже, он сильно расстроился. Руки опустил, а про мешки забыл и думать.

Потом он еще раз с силой тряхнул головой, словно прогоняя воспоминания о дочке. Заглянул в мешок, куда уже заглядывал, но сделал это машинально и двигать его не стал. Запал у него прошел. Солдат погладил меня по голове и, спрыгнув с кузова, повернулся к командиру, вновь покачав головой.

Командир огорченно посмотрел на него, но лишь пожал плечами.

Получилось! У меня получилось! Пер уселся в машину, и мы покатили дальше.

Солдат стоял посреди дороги и печально глядел нам вслед – видно, вспоминал дочку. Бедную девочку, не видевшую папу уже два года. Солдата я тоже почти пожалела, хоть он и был немцем.

Немного погодя грузовик свернул к небольшой усадьбе и остановился во дворе. Так вот, значит, где живет этот Юхансен.

Обычно на фермах жизнь кипит: собаки тявкают, куры квохчут, свиньи хрюкают. А тут – ни звука. Ни кур, ни коров. И людей тоже нету.

Я помогла Саре и Даниэлю вылезти из-за мешков, и мы впятером отправились искать хозяев. Лучше, конечно, сразу наткнуться на Юхансена.

Мы подошли к дому, и Пер постучался.

Ответа не последовало.

Он опять постучался.

Может, они в лес ушли? Или работают на полях?

Пер подергал ручку.

Заперто.

Может, в отпуск уехали? Хотя кому придет в голову ехать в отпуск в ноябре? Да еще и во время войны?

Мы огляделись. По двору были разбросаны какие-то вещи, словно кто-то очень торопился.

Обойдя дом, мы заглянули в окна. И ничего хорошего не увидели. Тут пахло опасностью.

Мебель в доме была перевернута. Ящики выдвинуты, на полу валялись книги и разбитая посуда. На кухне мы разглядели уже начавшую плесневеть еду.

Пер озадаченно прикусил губу.

– А где же те, кто нам поможет? – спросила Сара.

Пер подошел к ней и опустился на корточки.

– По-моему, их тут уже нет.

– И что нам теперь делать?

– Придумаем что-нибудь! – пообещал Пер деланно веселым голосом.

Мы с Даниэлем переглянулись. Да, новости плохие, но Саре ни о чем говорить нельзя – мы только ее напугаем.

– Так я и знал, – пробормотал Отто.

– Ничего, сейчас все разрулим, дайте мне только мозгами пораскинуть, – сказал Пер.

Он прав. Надо просто хорошенько подумать. И я принялась думать – так, что чуть пар из ушей не пошел.

И кое-что придумалось!

– А может, мы в одиночку туда доберемся? Нам что, непременно нужен проводник?

– Герда, замолчи! Это не игра! – прикрикнул на меня Отто.

– Надо найти взрослых – только они нам помогут, – сказал Даниэль.

И Пер, естественно, с ними согласился.

– Одним идти нельзя. Но тут поблизости наверняка найдется кто-нибудь, кто нам поможет, – сказал он.

И точно – в ту же секунду во двор кто-то зашел. Сара с Даниэлем хотели было спрятаться, но не успели. Однако бояться было нечего. Вместо немцев или полицейских к нам шагала милая старушка в сиреневом платье и заплетенными в косу седыми волосами. Она слегка горбилась, но шла быстро и вскоре остановилась возле нас.

– Вы Юхансена ищете? – спросила она, улыбнувшись. Голос у нее слегка дрожал, как бывает у старушек.

Мы закивали.

– Я его соседка. Во-он там живу, – она показала на маленькую красную избушку неподалеку.

Старушка внимательно нас оглядела – особенно Сару с Даниэлем, – а с лица ее не сходила широкая, ласковая улыбка.

– Вы не знаете, куда Юхансен подевался? – спросил Пер.

Тут старушка ужасно опечалилась – улыбка сползла с ее лица, морщинистые щеки обвисли.

– Не знаю. Две недели назад за ним пришли немцы и увели. С тех пор никто его и не видел.

– А вы не знаете… почему немцы его забрали? – поинтересовался Пер.

Старушка замялась – она будто не знала, что ей сказать.

– Нет, – наконец ответила она. – Кто-то на него донес. Видать, Юхансен сделал что-то незаконное.

Ох! Значит, его тоже отправили в Грини? И что нам теперь делать?

– Вы, наверно, голодные? – спросила старушка.

– Да, очень есть хочется! – ответила Сара, не дав нам всем и рта раскрыть.

– Тогда пойдемте ко мне, накормлю вас. У меня и яйца есть, и свежее молоко, – она протянула руку Саре, та схватилась за нее, и они, словно бабушка с внучкой, пошли к дороге. Мы же замерли на месте. Я посмотрела на Пера – получается, он пока у нас главный. Но Пер лишь пожал плечами:

– Может, и правда перекусим?

Меня тоже мучил голод, я от яйца бы не отказалась. Поэтому кивнула.

Даниэль тоже кивнул.

А вот Отто – нет.

– Мы не знаем, правда ли она такая добренькая, – прошептал он.

– Но это же самая обычная старушка, – возразила я.

– Да, но что-то с ней не так, – уперся Отто.

– А по-моему, она добрая, – сказал Даниэль.