Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ раздалась дробь ударов по клавишам.
Тогда Антон Павлович наклонился и поднял один из листов. И вот тут его охватил настоящий ужас. Только что выскользнувший из машинки, полностью отпечатанный Антоном Павловичем лист оказался совершенно пуст. Пуст, как титульный лист. Пуст, чист, бел и страшен.
«Может быть, – похолодев, подумал Антон Павлович, – это только один такой лист мне попался? Нужно взглянуть еще».
И Антон Павлович наклонился и взглянул еще. И еще. И еще, еще и еще – все листы были одинаково пусты.
Антон Павлович продолжал напряженно работать.
Белые листы формата А4 шуршали и, шурша, втягивались в ужасную копировальную машину.
И снова, опять и опять выползали из нее совершенно чистыми.
Наконец от двух Антонов Павловичей остался только один. Голова стоявшего Антона Павловича с ужасом хлопала глазами из бумажных барханов. Сидевшего Антона Павловича уже давно не было видно из-под бумажных слоев.
И только откуда-то снизу, со дна клетки, раздавалась приглушенная бумагой барабанная дробь ударов по клавишам.
И тогда Антон Павлович закричал и стал вырываться. Он кусал листы зубами, вырывал из листов руки, вертел плечами, топтал ногами и рвал, рвал с ненавидящим душераздирающим стоном бумажные листы…
Нескоро заметил Антон Павлович, что в клетке сделалось гораздо свободнее.
Порванные в клочья листы уже не лежали сверху донизу стен плотным прессом, но встревоженными мотыльками метались по комнате.
Исчез и Антон Павлович, напряженно работавший за своим письменным столом.
Исчезло кресло. Пропала настольная лампочка…
И только изорванные в клочья листы с тихим шорохом ложились на пол, опять заполняя собою страшное пространство клетки.
Антон Павлович посмотрел себе на руки. На руках не оказалось пальцев, и не было рук. Не было ног. Не было головы. Ничего и никого не было вокруг. Только бумажная клетка и бумажные шорохи.
«А»! – закричал Антон Павлович, и голова его вскочила с подушки.
«А!», «Ааааааааааа!» и «Аа!» – вопила голова Антона Павловича, но полуденный горожавый гул стоял над миром.
И Антона Павловича никто не слышал.
«…Виктор Петрович Рюмочка, младший корректор отдела писем газеты „Центральная славь“, появился на свет на закате прошлого века в городе Задневартовск, что стоит над широким разливом реки Мурдарь, в сталелитейном цеху шарикоподшипникового завода „Рассвет Задневартовска“ осенним промозглым вечером, – бодро писал Антон Павлович. – В цеху „Рассвета Задневартовска“ остро пахло сульфидами, оловом, металлургами, свинцом и карболкой».
Антон Павлович поставил точку и хотел было выйти на кухню перекусить, но мысль звала его дальше, и Антон Павлович продолжил.
«Отец Виктора Петровича, Петр Анатольевич Рюмочка, при появлении сына утер пот с лица, высоко поднял стакан неразбавленной горилки, но вдруг пошатнулся и упал на глазах товарищей в проезжавшую мимо дризину с шурупами, болтами и гайками».
Антон Павлович покосился на текст и, исправив «дризину» на «дрезину», снова застучал по клавишам.
«Дрезина с отцом будущего младшего корректора „Центральной елави“, дребезжа и теряя болты, отгрохотала по туннелю, проложенному под заводом, до пристани „Звезда Задневартовска“, к сонной отмели Мурдари, где была приподнята грузоподъемным краном экскаватора „Сталингорд-6“ и опрокинута в грузосплавильную баржу „Задневартовск – Сталеплавильск 2000“.
До самого Сталеплавильска отец новорожденного корректора ничего не ел, кроме соленой ржавчины и плесени с болтов и гаек; он пил из реки головой и долго махал рукой в сторону тающего за уключинами Мурдари покидаемого города, новорожденного сына и той женщины, что сделала Петра Анатольевича его отцом».
Антон Павлович нахмурился, воображая описанную только что сцену прощания отца с сыном, почесал в голове и решительно изменил «уключинами Мурдари» на «рукавом Мурдари». Выходило славно, и Антон Павлович опять застрочил.
«Спустя неделю Петр Анатольевич Рюмочка сполз по мостику на пристань Сталеплавильска с худым, отечным, но очень щетинистым и суровым лицом и, не меняя выражения на нем, прополз по сталеплавильской набережной до пельменной „Любава“. Вполз. Сел. Упал. Поднялся, стараясь удержать стол, но стол не удержался, подкосился и рухнул. Голова путешественника, проломив деревянную столешницу, осталась торчать на поверхности».
«Так тебе и надо, пьяница!» – злорадно подумал Антон Павлович и снова приступил к делу.
«Получив от судьбы этот последний удар, Петр Анатольевич окончательно сломался, потерял дар речи и память, устроился в пельменную „Любава“ уборщицей, стал писать стихи и спустя несколько лет скончался, оставив после себя неоконченную рукопись романа „Сталь и любовь“ в общей тетради, 48 листов за рубль, и три тетради стихов по три копейки».
Расправившись с отцом героя, Антон Павлович потянулся в кресле, зевнул и пошевелил над клавиатурой пальцами. Пошевелив пальцами, Антон Павлович продолжал с новыми силами.
«Едва научившись писать, маленький Витя пошел по стопам сгинувшего в Сталеплавильске отца.
Стихотворение первоклассника Рюмочки было отправлено классной руководительницей Антониной Надеждиной в детский журнал „Мой Матютка“ на литературный конкурс „Маленькие таланты“, где получило третье место и грамоту „Самый маленький талант“.
Мать Вити повесила грамоту на стену горницы, над письменным столом мальчика, рядом с фотографией Юрия Гагарина, которого до 1999 года Витя, как и многие его одноклассники, считал своим папой.
В 1999 году мать рассказала сыну правду и отдала отцовские рукописи.
В том же 1999 году Витя снял грамоту и Гагарина со стены, положил на дно чемодана вместе с бережно завернутыми в „Правду Задневартовска“ отцовскими тетрадями и уехал покорять столицу.
Столица встретила подающего большие литературные надежды скромного милого юношу крепкой акульей челюстью, сомкнула ее и потащила начинающего прозаика к себе на дно…»
«Аха-ха! Так тебе и надо, балда!» – восхитился Антон Павлович.
«Шли годы. Потерявший надежду, худой, с вытянутыми жизнью щетинистыми щеками и больными желтыми глазами, бездомный, никем не издаваемый младший корректор газеты „Центральная славь“ Виктор Петрович Рюмочка сидел однажды на скамейке бульвара Адмирала Нахабина, плакал и рвал зубами свой новый роман „Последняя Надежда“.
Смятые клочья „Последней Надежды“ вешний ветерок уносил в сторону пешеходного перехода на улицу Героев».
В этом месте Антон Павлович вынужден был прерваться. Людмила Анатольевна позвала его полдничать. Из кухни аппетитно потянуло обезжиренными сырниками со сметаной.
Покушав, Антон Павлович хотел было вернуться к повести, но дрема сморила его, и он, разрешив себе подремать немного, уснул до ужина.