— А у вас будет жена! И это может не понравиться ей...

— Скажите мне, в какой стране вы видели монарха, который беспокоился бы о своей жене? Верьте мне, Адриенна! У нас впереди еще столько прекрасных дней!.. И столько ночей! — добавил он, уткнувшись лицом в шею молодой женщины. — Я люблю тебя, ты знаешь...

И он прямо на том же самом месте доказал свои чувства к прекрасной Адриенне, которая позволила увлечь себя волной взаимного желания.

Когда Мориц ушел, она была почти счастлива. Разве не пообещал он писать, рассказывать обо всем, разве они не построили вместе свое блестящее будущее, в котором она так мечтала поучаствовать? Они будут разделены, конечно, на какое-то время, но вот потом... Этот мужчина имел талант убеждения...

На следующий день посол Саксонии на свадьбе Его Христианнейшего Величества уже был в пути в Варшаву вместе со своим секретарем Сен-Лораном и слугой Бове; первый был в восторге от открывающихся перспектив разбогатеть, а второй выглядел гораздо менее счастливым. Надо было очень сильно любить своего хозяина, чтобы следовать за ним в страну снегов. А он был человеком, боявшимся холода, а ведь приближалась зима...

* * *

В Варшаве Генрих-Фридрих фон Фризен с нетерпением ждал Морица. Дела шли по верному пути. Герцогиня Курляндская послала делегацию, составленную из местных аристократов, немного грубоватых, но зато полных добрых намерений и счастливых от мысли иметь столь молодого хозяина, такого энергичного, неутомимого и знаменитого воина. Они привезли с собой письмо от Анны Иоанновны, в котором содержалось приглашение графу Саксонскому посетить Митаву.

— Если ты ей понравишься, — объяснил Фризен своему родственнику, — у тебя будет корона. Конечно, в Курляндии есть Сейм, ответственный за выборы, но если герцогиня поставит его перед свершившимся фактом, ему останется лишь утвердить ее решение.

— А... отец? Перед тем как ехать туда, я хотел бы узнать его мнение.

— Ты увидишь его, если подождешь. Он уехал в Дрезден, но скоро вернется...

Мориц решил подождать. Он воспользовался этим, чтобы познакомиться с бароном фон Бракеном, послом Курляндии в Варшаве, который поблагодарил его за то, что он принял приглашение посетить Митаву, но при этом посоветовал не слишком затягивать с делами.

— Все может измениться за самое короткое время! Достаточно посмотреть на все алчные пожелания, связанные с нашим герцогством! Я знаю, что многие гранды направляются к границе, чтобы приветствовать вас и проводить, как положено, до Митавы, где герцогиня ждет вас с нетерпением...

— Во всяком случае, — вмешался Фризен, — Его Величество не может не согласиться...

Курляндская делегация тоже выразила мнение, что надо спешить, и Мориц наметил отъезд на следующий день. Однако в то самое время, когда он уже был в дорожной одежде, в сапогах, со шляпой на голове и с кнутом в руке, вдруг в его комнату влетел некий запыхавшийся человек, оттолкнув при этом слугу Бове.

— Ах, господин граф, вы еще здесь! Слава богу, я прибыл вовремя!

Брови Морица нахмурились, ибо от подобного появления не стоило ждать ничего хорошего, и он с подозрением посмотрел на прибывшего, который оказался графом фон Мантейфелем, министром его отца.

— Вовремя для чего, месье?

— Чтобы предостеречь вас от совершения большой ошибки: Его Величество хочет... Нет, буду говорить его собственными словами: Его Величество запрещает вам ехать в Курляндию. Вам нечего там делать.

— Это приказ?

— Безусловно, с того самого момента, как король сказал о своем запрете.

— Тогда послушайте меня: я не хотел бы ослушаться короля, но если я не поеду теперь, все для меня будет потеряно. Пропустите меня!

— Вы не можете так поступить! Учтите, что, отказываясь повиноваться, вы превращаетесь в мятежника со всеми вытекающими из этого последствиями...

— Что вы имеете в виду? Тюрьму?

А потом Мориц вдруг расхохотался:

— Надо быть очень хорошим бегуном, чтобы поймать меня!

И, оттолкнув Мантейфеля, он бросился к лестнице, вскочил в седло и крикнул:

— В седло, господа! Дама ждет!

Дикий вопль стал ему ответом, и он помчался галопом «со своей бандой неистовых»...

Он даже не попытался спросить Мантейфеля о причине подобного решения отца, но в действительности это было даже хорошо, ибо ему все равно ничего бы не сказали. А причина заключалась в следующем: твердо решив наложить руку на двойное герцогство через своего фаворита Меншикова, русская царица предложила сыну Августа II руку своей дочери Елизаветы[92]. А так как Август был обязан своим польским троном России и Петру Великому, то не могло быть и речи о том, чтобы причинить хоть какие-то неприятности, пусть даже самые небольшие, столь могущественному соседу. Вот почему появился этот запрет.

Но все это не волновало Морица: его ждал триумфальный прием в лице народа Курляндии. А это были сильные люди, как мужчины, так и женщины, большие любители пива и тяжелой работы в стране, где сама природа требовала, чтобы от нее не ждали милостей, а брали их. Его «пронесли» буквально до Митавы. Это был город, находившийся почти в месте слияния рек Аа[93] и Мусы, которые в этом месте впадали в Рижский залив. В городе находился средневековый замок из красного кирпича, унаследованный от тевтонских рыцарей. Там когда-то жил герцог-фантом, но вдовствующей герцогини там не оказалось. Она жила неподалеку, в более приятном жилище, называвшемся Анненхоф, и туда-то и направился претендент, ни на минуту не сомневаясь, что ему удастся без труда завоевать хозяйку. Женщины уже достаточно испортили его, и он был уверен, что непременно добьется успеха.

Что он сам может быть завоеван, об этом Мориц и не думал, но когда он предстал перед ней, у него лишь вырвался тяжелый вздох. Хотя она и была всего лишь племянницей Петра Великого, ей передались его размеры: внушительный рост, большой живот, роскошная грудь и обветренное лицо, уже заплывшее жиром, а все это венчалось обильной копной каштановых волос. После положенного обмена любезностями дама принялась рассматривать его с головы до ног, как если бы речь шла о лошади. Удивительно даже, что она не попросила его повернуться спиной и показать зубы.

«Господи! — подумал Мориц, немного остыв, — спать с этой женщиной будет не очень-то весело!»

А ведь этого вполне следовало ожидать, ибо осмотр, похоже, оказался успешным — он даме явно понравился.

— Мой дорогой граф, — сказала она по-немецки (она едва говорила по-французски, который в те времена