– Встретимся у твоей тележки, – торопливо сказала Гвин и исчезла в сумраке.

Эмери с Нестой спустились на пятый ярус, где Неста оставила тележку. Тележка была доверху заполнена книгами, которые требовалось вернуть на место. Неста стала рассказывать о своей работе, однако Эмери слушала вполуха. Лицо ее побледнело.

– Что с тобой? – насторожилась Неста.

– Должно быть… пила мало воды во время занятий, – сдвинув брови, ответила иллирианка.

Сегодня они осваивали два новых валькирианских способа, которые Гвин нашла вчера вечером. Оба способа были исключительно трудными и даже жестокими. Щит одной воительницы служил чем-то вроде трамплина для другой, позволяя прыгнуть на большую высоту. При этом первой приходилось напрягать мышцы живота, выдерживая вес своего щита и вес тела соратницы.

Никто из них до сих пор не смог перерезать ленточку, хотя Эмери пару дней назад и царапнула мечом край.

– Что случилось? – не отставала Неста.

Глаза Эмери потускнели.

– Я… Честное слово, я как будто слышу отцовский крик, доносящийся снизу. – Дрожащей рукой она отвела прядь волос. – Слышу, как он кричит на меня. Слышу треск ломающейся мебели…

У Несты похолодела кровь. Она повернулась к пандусу. Ничто не таилось во тьме, но они находились достаточно низко.

– Это место древнее и странное, – сказала она, продолжая раздумывать над словами Эмери.

Все разговоры подруги об отце ограничивались страшной историей с обрезанием крыльев. Но Несте хватило и этого. Она поняла: отец Эмери был таким же двуногим зверем, как и отец Тимаса Мандрэ.

– Поднимемся ярусом выше, – предложила Неста. – Там шепот тьмы не настолько громок. Гвин легко нас разыщет.

Она взяла подругу под руку и крепко прижалась к Эмери, чтобы хоть немного согреть дрожащую иллирианку.

Эмери молча кивнула, но ее лицо оставалось бледным. Может, ее уши до сих пор слышали крик разъяренного отца?

Вскоре к ним подбежала запыхавшаяся от бега Гвин и вручила каждой пакет, размерами напоминавший большую тонкую книгу.

– Держите.

Неста развернула коричневую бумагу и увидела пачку рукописных листов. На первой странице значилось: «Глава двадцать первая». Прочитав несколько строчек, она от удивления едва не выронила листы.

– Так это… про нас?

Гвин улыбалась во весь рот:

– Я уговорила Мериллу добавить в предпоследнюю главу сведения о нас. Она даже позволила мне самой написать все это. Разумеется, со своими пометками. Глава посвящена возрождению валькирий. Тому, чем мы занимаемся.

У Несты не было слов. Руки Эмери вновь задрожали, когда она листала страницы.

– И ты так много написала про нас? – удивленно спросила она.

– Да, – ответила Гвин, довольно потирая руки. – И напишу еще.

Неста прочла отрывок с пятой страницы. «Под палящим солнцем, когда их лбы покрывались потом, и под холодным дождем, от которого леденели кости, Неста, Эмери и Гвинета каждое утро являлись на занятия, готовые…»

У нее перехватило дыхание и защипало глаза.

– Надо же, мы попали в книгу.

Гвин крепко сжала ей руку. Подняв голову, Неста увидела, что другая рука послушницы сжимает руку Эмери. Гвин снова улыбнулась. Ее глаза ярко сверкали.

– Наши истории достойны книги.

Неста все еще находилась под впечатлением щедрого подарка Гвин. Придя вечером к себе, она нашла записку от Кассиана, сообщавшего, что ему придется заночевать на одной из иллирианских застав и разобраться с мелким столкновением между тамошними отрядами. До Кровавого ритуала оставались считаные месяцы, и напряжение всегда возрастало, но нынешний год выдался на редкость скверным. Каждые несколько дней где-нибудь вспыхивали стычки. Вспоминалась старая вражда… Содержание записки не располагало к веселью, однако Неста невольно улыбнулась, представив суровое лицо Кассиана, восстанавливающего порядок в иллирианских землях.

Улыбка быстро погасла. После обеда Неста дважды упражнялась в успокоении ума, но желанного спокойствия не наступало. Она думала о подарке Гвин и об испуганном лице Эмери, что-то почуявшей в темноте.

Неста сидела за столом, подперев подбородок ладонью, и смотрела в пространство.

Перед нею вдруг появилась кружка горячего шоколада и несколько песочных печенюшек.

– Спасибо, – усмехнулась она. От шоколада шел удивительный, густой аромат. – А можно разжечь огонь в камине? – тихо спросила она. – Только небольшой.

Дом мгновенно исполнил ее просьбу. В камине вспыхнул маленький костерок. Затрещало полено. Неста выпрямилась, позабыв про угощение. У нее свело живот.

Это трещало полено в огне, а не отцовская шея. Взгляд Несты переместился на деревянную розу, которую она поместила на полку над камином, рядом с фигуркой дородной женщины, воздевшей руки с зажатой в них луной. Какая-то древняя богиня; возможно, даже сама Матерь. Неста не раздумывала, почему оставила розу здесь, а не забросила в ящик комода.

В очаге треснуло еще одно полено. Неста вздрогнула, но осталась сидеть, глядя на деревянную розу.

Неужели она проживет оставшуюся жизнь как Эмери, постоянно оглядываясь через плечо на тени прошлого? Ей вспомнилось испуганное, измученное лицо подруги. Неужели и у нее бывает такое же лицо?

Она достойна большего. И Эмери тоже заслуживала большего. Шанса жить без страха и боли.

Надо попытаться. Прямо сейчас. Взять и повернуться к огню.

Опять треск полена. Неста скрипнула зубами, мысленно приказав: «Дыши. Вдох на шесть счетов, задержка и выдох тоже на шесть».

Она дышала и считала.

«Это всего лишь огонь. Он напоминает тебе об отце и об ужасном событии. Но огонь – не отец, и хотя тебе неуютно, ты можешь преодолеть это чувство».

Неста сосредоточилась на дыхании. Заставила себя расслабить каждую напряженную мышцу, начав с лица и добравшись до пальцев ног.

«Это огонь, – продолжала твердить она. – Он вызывает у тебя неприятные ощущения, и потому ты так себя ведешь. Но с помощью дыхания ты можешь преодолеть это состояние. Можешь его проработать».

Ее тело почти не расслабилось, но она никуда не убегала из комнаты, стойко выдерживая близость огня, пока дрова не превратились в угли, а те не погасли.

Неста не знала, почему ей хотелось плакать, глядя на искры. Почему затем ее захлестнула гордость. Возникло другое желание: смеяться и кружиться по комнате в танце. Она не сделала ничего особенного. Просто сидела у огня, но… она выдержала. Высидела.

Она не струсила. Выдержала поединок с огнем и осталась жива.

Пусть это было несопоставимо со спасением мира или командованием армией, но она сделала первый шаг. Точнее, шажок.