вводить новые налоги или увеличить таможенные поступления, пересмотрев книгу тарифов, чтобы сбалансировать инфляцию. Однако подъем корпоративного Тайного совета как органа «государственной» финансовой администрации явился более чем достаточной заменой. Был проделан существенный переход от недифференцированного придворного управления казной короны при Генрихе VII к диверсифицированной администрации посредством различных департаментов при Генрихе VIII и Кромвеле и, наконец, к слаженному финансовому контролю на базе казначейства при Марии и Елизавете. Если в 1490-х годах отчетность частью производилась устно в королевской казне, то к 1550-м годам ее совместно осуществляли в Тайном совете. Несмотря на неспособность Елизаветы развивать инновационную фискальную теорию 1534, 1540, 1543, 1553 и 1555 годов, дело «государственных» финансов в достаточной мере поддержало ее согласие, что «чрезвычайные» расходы должны оплачиваться из налоговых поступлений.

В этой книге я доказал, что мощь государства и корпоративное управление были взаимосвязаны. Тогда как череда интенсивной фракционности разделяла придворных и советников при Генрихе VIII, неизбежно нанося ущерб не только личным карьерам, но и управлению страной, однородность состава двора и Тайного совета при Елизавете была главным источником стабильности. Нередко заявляют, что правительство в последние годы правления Елизаветы было внутренне слабым, что «коррупция подорвала жизнеспособность системы» до «ее полного развала»[1154]. Однако прямого пути к гражданской войне не существовало. Если провал 1640–1642 годов и имел некоторое количество долговременных причин, то роковой движущей силой всегда были поступки и политика Карла I. Кларендон начал свою «Историю мятежа и гражданских войн» замечанием: «Я не столь зорок, как те, что разглядели истоки этого восстания во времена кончины королевы Елизаветы (если не раньше)»[1155].Он понимал, что если читать историю в обратном направлении, то можно сказать, что пассивность и инертность Елизаветы в 1590-е годы в сочетании с подъемом «коррумпированности» при дворе создали структуру, которая препятствовала всеобъемлющей реформе. Разумеется, никто не станет отрицать, что последние годы Елизаветы омрачались совокупным напряжением экономики военного времени, ирландскими делами, мятежом Эссекса и плохими урожаями 1594–1597 годов. Также очевидно, что к 1620-м годам Англия не могла вести боевые действия, не вызвав внутренних политических разногласий, а «актуальные» проблемы 1620-х годов поразительно напоминали стоявшие в 1590-х годах.

Тем не менее историю следует читать в направлении от прошлого к будущему. При этом становится понятно, что «сползания в катастрофу» в XVI веке не ощущалось. Елизавета контролировала свою политику, Тайный совет был жестко организованным органом, связи с регионами были налажены, протестантский консенсус установился. Да, управление финансами не обходилось без постыдных событий, но Елизавета оставила преемнику относительно небольшой долг. Ополчение и местное управление претерпели реорганизацию и вполне соответствовали задачам, стоящим перед ними до 1603 года. В частности, двойная роль тайных советников как членов центральной исполнительной власти и лорд-лейтенантов на местах приносила пользу, пока объем работы не превышал человеческие пределы.

В конечном счете успех Тюдоров был делом политической проницательности. Каждый последующий режим, за исключением, возможно, правления Марии, искал поддержки и сотрудничества широких правящих классов. Если Тайный совет оставался небольшим по составу органом, то консультативный процесс не сокращался. Сэр Томас Элиот в книге «Правитель» выразил опасения по этому вопросу: он убеждал «не пропускать и не обходить вниманием ни одного хорошего советника»[1156]. Однако, несмотря на ограниченный состав реконструированного Тайного совета, голоса магнатов и старших джентри не игнорировались тюдоровскими правящими кругами, даже желания такого не возникало. Право Генриха VII на трон, разрыв с Римом, акты Генриха о престолонаследии, Первый и Второй акты о единообразии, елизаветинское урегулирование и законы против рекузанства – все было одобрено парламентом. Мария знала, что не может короновать Филиппа без парламентского одобрения. Да и дело Марии Стюарт рассматривалось парламентом, что, вероятно, не нравилось Елизавете, но частью было организовано лояльными тайными советниками. Кроме того, Генрих VII семь раз созывал Большой совет, чтобы обсудить, а также легализовать в принципе взимание налогов и ведение войны. Генрих VIII во время каникул парламента в 1530 году в июне созывал дворянство в Виндзор для обсуждения и подписания письма к папе с просьбой разрешить ему развод с Екатериной Арагонской, поскольку это было делом национальной политики; это собрание по существу, если не по факту было Большим советом. В ноябре 1533 года Генрих обсуждал с дворянством дело кентской монахини, следующая встреча ожидалась в январе 1534 года, а в начале 1537 года говорили об ассамблее пэров или Большом совете, чтобы обдумать положение на севере после «Благодатного паломничества»[1157]. 50 лет спустя, в разгар кризиса 1584 года, именно аристократию и старших джентри призвали рекрутировать членов для так называемой Ассоциации, чтобы защищать жизнь Елизаветы, а если не получится, то преследовать ее убийц и не допустить до английского престола Марию Стюарт. И последнее, Тайный совет заручился поддержкой аристократии при подготовке прокламации Якова I как преемника Елизаветы.

Якобитский Тайный совет, напротив, увеличил свой состав, но фактически сократил консультативную базу. Тогда как Тайный совет Генриха VIII состоял из 19 членов, а у Елизаветы из 12–19 человек, у Якова их было 23, причем эффективность Совета вызывала сомнения. Он занимался то тем, то этим, не имея представления о своей корпоративной сущности или контроле над потоком дел. Его работа была настолько разнообразна, а значительная часть дел касалась непрошеных петиций от отдельных людей и институтов, что Совету не оставалось времени на поддержание своей роли как органа по выработке государственной политики. Решения принимались наугад, без перекрестных ссылок. Переписке с графствами не хватало внимания к деталям, встречались даже противоречия. И наконец, письма неделями ожидали отправки[1158].

Центральное правительство начального периода правления Стюартов еще не получило достаточного внимания историков, однако представляется, что оно не имело тюдоровской хватки. Когда «Великий договор» провалился под возобновившиеся требования, что король должен «жить на свои», работа парламента приостановилась. Соответственно, доверие стало ослабевать. Роберт Сесил называл парламентские сессии «муками Иова», а Рэли в «Диалоге тайного советника с мировым судьей», написанном в камере Тауэра, в ответ писал о Великой хартии вольностей, парламентском утверждении налогов и ответственности министров[1159]. Рэли процитировал совет Макиавелли, что порочных советников следует передавать народу: он утверждал, что честолюбивые политики разрушают монархическое государство. Конечно, подобные аргументы приводили такие разные оппозиционеры, как Симон де Монфор, герцог Ричард Йорк, участники «Благодатного паломничества» и граф Эссекс. Тем не менее мы входим в изменившийся политический мир. Тогда как тюдоровские правительства доводили дело до конца, политики эпохи Стюартов зря тратили время. Яков I и Сесил закончили войну с Испанией в 1604 году, но провал «Великого договора» имел символическое значение. Считать ли елизаветинское правительство «слабым» или «надежным» – вопрос для серьезного обсуждения. Факт состоит в том, что, пока Елизавета была жива, правительство работало.

Благодарности

В основе замысла этой книги лежат довольно простые и,