Британия? Могу ли называть ее своим домом? Да и есть ли он у меня вообще, этот дом? «Какая разница», – подумал я. Где бы ни он находился, Адриан никогда меня туда не отпустит. Мои родители умрут, и я никогда не увижу их снова. Я не видел их с тех самых пор, когда мне было восемнадцать. Когда я оставил отчий дом, мечтая о славе.

– Всю мою жизнь, – голос Сабины вывел меня из раздумий. Она говорила надрывно, как будто захлебываясь, и я понял, что она плачет. Я ни разу не видел ее плачущей, по крайней все эти годы, пока мы с ней были знакомы. Слезы катились по ее лицу и капали с подбородка на платье. – Всю свою жизнь, – повторила она, – я думала, что отправляюсь в приключения лишь потому, что таково мое желание. Что могу исполнить свой долг, сделать что-то хорошее этому миру, и одновременно жить той жизнью, какой хочу. Но ведь это не так, правда? Я ввязывалась в приключения лишь потому, что мне позволял отец, а потом Адриан и Траян. Любому из них ничего не стоило остановить меня, когда им захочется, и вот теперь это сделал Адриан. Никаких новых приключений для императрицы Рима.

Я мог вспомнить бессчетное количество раз, когда я ждал, когда же наконец невозмутимая маска на ее лице даст трещину. Ждал, когда она сломается, даст выход слезам. И вот теперь я видел, как она плачет, и сердце мое было готово разорваться от боли. Сабина повернула ко мне заплаканное лицо, бледное, с печатью душевных мук.

– Не было у меня никакой свободы, никогда не было!

– Ее нет ни у кого, – ответил я.

– Вибия Сабина, Императрица семи холмов. – Сабина вновь одарила меня своей новой, горькой улыбкой. – Если как следует призадумываться, это означает лишь одно: просто жена. И ничего более.

Увижу ли я когда-нибудь мою жену, задумался я. Рыжеватые волосы Миры, ее тонкую, перехваченную пояском талию, гордо вздернутый подбородок, которым она привыкла указывать, когда руки бывали заняты. Мой большой палец машинально нащупал край голубого платка, торчавший из-под наруча, и нежно его погладил. Ну почему я не попросил, чтобы мой легион перевели в Иудею? Ведь как мечтала об этом Мира! Почему я не подарил ей жизнь, достойную жены последнего живого наследника Масады?

Впрочем, я тотчас прогнал эти мысли прочь. Я не мог о ней думать, просто не мог, и все. Ощущение было такое, будто мне проткнули копьем живот.

– Согласен, возможно, слово «императрица» означает просто жену, – сказал я, обращаясь к Сабине. – Зато «преторианец» означает «наемный убийца». Ибо вот кто я теперь. На пути в Рим мне поручено сделать несколько остановок, чтобы убить врагов твоего мужа.

– Всех его врагов? – с горечью в голосе уточнила Сабина. – Боюсь, что список окажется слишком длинным для одного человека. Даже для тебя.

– Его пятерых главных врагов.

Их список я получил лишь сегодня утром. В нем значились два бывших консула, Цельс и Пальма. Бывший наместник Дакии Луций Квиет. Он же мой бывший командир. Но самый страшный удар ждал меня в конце списка. Мое сердце екнуло, а потом и вовсе остановилось, когда я прочел последнее имя. Тит.

Мне тотчас вспомнилась одна из его самых дурацких цитат. Не то из Овидия, не то из Ювенала. Что-то такое, что Тит однажды обронил в разговоре со мной по поводу моего мрачного настроения, когда я слишком близко к сердцу принял какую-то неудачу.

– Будь терпелив и крепок духом, – сказал он, с сочувствием на меня глядя. – В один прекрасный день эта боль может принести тебе пользу.

Но какую пользу может принести мне эта боль? Боль от осознания того, что должен вонзить свой меч в сердце одного из достойнейших людей в этом мире?

– Может, мне стоит пронзить мечом собственное сердце, – произнес я вслух. – Может, так я и должен был поступить, когда умер Траян.

– Поступи ты так, и империя обеднела бы, – возразила Сабина. Она положила щеку на сложенные руки и умолкла. Молчал и я.

Я сидел с ней рядом, перебирая пальцами медали, полученные за участие в кампаниях, единственное, что мне официально разрешили носить поверх преторианской формы. Медали, которые я получил в знак завоевания новых земель. И вот теперь эти земли, которые дались нам потом и кровью, вновь перейдут к варварам и зарастут сорной травой. Я не имел права носить вместе с новой формой львиную шкуру, равно как другие дорогие мне амулеты, подаренные женой, отцом или Сабиной.

– Преторианцы не цепляют на себя всякий мусор, – это или примерно это было сказано мне преторианцем, которому Адриан велел ввести меня в курс моих новых обязанностей. Я врезал ему кулаком в нос, и он взвыл, как пес. Наверно, я просто разучился слушать чужие приказы, поскольку привык отдавать их сам.

– Боюсь, что мне пора идти. – Сабина бросила взгляд на каменистую тропу, что вела в заброшенную гавань. Даже с того места, где мы с ней сидели, мне была видна царившая там сутолока. – От меня ждут исполнения моих новых обязанностей. Они хотят, чтобы я стояла, как статуя, и улыбалась. Собственно говоря, это единственное, чего ждут от императрицы. Разумеется, по прибытии в Рим меня ожидают и другие, не менее важные дела. Я буду обязана поводить время за ткацким станком. Надзирать за рабами. Устраивать во дворце пиры. Вот они – мои теперешние обязанности. По крайней мере по словам Плотины. О, боги, как же я ее недооценивала!

– Не горюй, ты найдешь способ отравить этой суке жизнь.

– А еще она ждет, когда я начну приносить приплод. Но слава богам, это интересует Адриана меньше всего. Похоже, наследники его вообще не волнуют. По крайней мере рожденные мною. – Сабина поморщилась. – Ты можешь представить себе Адрианова сына? То, что он наследует империю? Это был бы конец всему человечеству.

– Но ведь это будет и твой сын. Так что все не так уж и плохо, – сказал я и вспомнил собственных дочерей. Мои дорогие крошки. Дине недавно исполнилось три, Чайе чуть больше года. Увы, отныне обе – заложницы Адриана. От моей верности ему зависят их жизни, хотя ни одна, ни другая еще об этом не ведают. Да и знают ли они, кто я такой? И если мне суждено погибнуть, вспомнят ли они когда-нибудь своего отца?

– Может, мне стоит забеременеть? – задумчиво спросила Сабина, размышляя вслух. – У Адриана не возникнет заблуждений на это счет. Он будет точно знать, что это не его ребенок. Может, тогда он разведется со мной?

– Не говори глупостей. Он скорее тебя убьет, чем даст развод.

– Верно, он терпеть не может, когда его выставляют посмешищем.

– А неплохо бы выставить, – со злостью сказал я. – Продолжай брить голову, води дружбу с плебеями, подбирай себе слуг на улице, ходи босая вдоль Тибра, бери себе в любовники тех, кто станет насмехаться над ним, лежа в твоей постели. Только не превращайся в жену, какая ему нужна, в холодную мраморную статую. Пусть Рим смеется, а он пусть кусает локти, что женился на тебе.

– Золотая мысль! – воскликнула Сабина. – Может, не будем тянуть?

Я посмотрел на нее. Ее лицо было каменной маской. Голубые глаза сверкали холодными колючими льдинками.