– Но ведь они же убийцы!

– Чед, есть люди, которые не убивали, но они гораздо хуже, чем убийцы. Если ты с такими еще не сталкивался, то тебе повезло.

Весь вечер мы говорили обо всем, что у нас обоих накипело. Я, наконец-то, почувствовала некое облегчение. Как же мне не хватало такого простого общения.

– …Скажи, Чед, ты можешь мне помочь?

– Конечно, я все, что угодно, сделаю.

– Тогда пообещай, что ты поможешь мне, даже если эта просьба будет из ряда вон выходящая.

– …Обещаю.

– Хорошо. Для начала, я должна тебе кое-что рассказать.

Я проснулась от того, что кто-то начал трясти меня за плечо. Открываю глаза. Я лежу на диване в гостиной, около меня валяется пустая бутылка из-под вина. Дневной свет раздражает глаза, плюс ко всему, все это сопровождается головной болью.

– Доброе утро, – говорит отец сердитым тоном.

Я протираю глаза и заставляю себя окончательно проснуться.

– Ой, пап, только не начинай. Я просто…

– Просто стало скучно, просто выпила, просто заснула. Все ясно.

– Что тебе ясно? Ну, подумаешь, я выпила бутылку вина? Я потом лет десять спиртного в рот не возьму.

После моих слов отец еще несколько секунд не мог ничего сказать.

– …Приведи себя в порядок и иди завтракать.

Дневник, сегодня последний день моей жизни. Сейчас пишу эти слова с идиотской улыбкой на лице. Я приближала этот день, как могла. Я вот он настал.

У меня появился новый выбор: жизнь в тюрьме или же свобода. Я выбираю второе. Смерть – это свобода. Ее у меня уже никто не имеет права отобрать.

Я знаешь, дневник, мне совсем не страшно. Наоборот, я больше всего боюсь суда, тюремной жизни и существования после нее. Страшно представить, что моя жизнь станет еще хуже, чем сейчас.

Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что перед своей смертью я не обниму на прощание Стива, Алекса, Джея. У меня душа болит за них.

Так хотела за эти 49 дней помирить маму с папой, но теперь они окончательно разошлись по своим дорогам. А возможно, это и к лучшему. Я – огромная ошибка родителей, которая до сих пор их связывает. Не станет меня, не станет проблем. Так горько это признавать, если честно. Знаешь, дневник, я все-таки надеялась, что меня хоть кто-то будет оплакивать. Но мама, скорее всего, даже и не узнает о моей смерти, папа немного погрустит, да и смирится. Я даже посторонние люди на моих похоронах не жалеть будут меня, а лишь твердить в один голос: «Так ей и надо, она это заслужила».

Прожила почти семнадцать лет, и что? Никакой пользы, добра никому не принесла, я несу за собой лишь потери. Я ненужный человек. Мусор, только и всего. Я вот теперь напрашивается вопрос: заслуживает ли такой человек, как я, жизни, или нет?

* * *

Сегодня, на удивление, солнечно, от вчерашней непогоды не осталось и следа. В доме приятный аромат чего-то печеного. Так светло и тепло, впервые в жизни эти стены на меня не давят. Я наконец-то чувствую уют и комфорт в этом доме. Слезы на глаза наворачиваются от того, что сегодня я последний день здесь.

Захожу на кухню. Лоренс в одной руке держит терку, в другой морковь.

– Что готовишь?

– Морковные кексы.

– Гадость какая.

– Пробовала когда-нибудь?

– Нет, – смеюсь я, – но звучит как-то не очень.

– Когда попробуешь, то твое мнение изменится, вот увидишь.

– Давай я тебе помогу.

– Это было бы чудесно, – глаза Нэнси вмиг засияли.

Никогда не готовила вместе с матерью. Меня всегда интересовало это чувство, когда вы со своим родным человеком делаете что-то вместе, смеетесь, помогаете друг другу. И вот теперь я узнаю, каково это. Но вместо моей матери здесь совсем чужой человек. Никогда бы не подумала, что мы с мисс Лоренс, моей ненавистной учительницей по математике, будем вот так стоять на кухне, смеяться и готовить. Мне так тепло рядом с ней. Такую теплоту и заботу я никогда не полчала от своей родной матери. Сотню раз пожалела, что не поняла этого раньше.

– Надо же, вы вместе готовите? Сегодня, наверное, снег пой дет, – смеется папа.

Мы подхватываем его смех.

– Нэнси, а что если нам сегодня устроить праздничный ужин? – спрашиваю я.

– У нас есть повод?

– …Нет, просто хочется какого-то настроения. Тем более мы ни разу не собирались за ужином все вместе, как… как семья.

– Ну, конечно! Я только за. Наготовим кучу вкусностей, а потом можно посмотреть какой-нибудь фильм, – с улыбкой говорит Нэнси.

– Да и я еще хочу пригласить бабушку и Макса. Как-то это неправильно, чтобы мы расставались в ссоре.

– Я согласна с тобой. Я позвоню им.

Громкий звонок в дверь прерывает наш разговор. Я, в полном неведении, кто это может быть, открываю дверь и от неожиданности чуть не теряю дар речи.

– …Тез? – говорю я.

– Ну, привет, подруга. Закрываю за собой дверь.

Неужели она и правда здесь? Такого я точно не ожидала. Интересно, зачем она пришла? Посмеяться надо мной? Посмотреть, что со мной стало, и вновь доказать, что она лучше? Столько вопросов накопилась у меня в голове. Все еще не могу прийти в себя от того, что она здесь.

– Я не думала, что ты ко мне придешь.

– А я вот решила навестить тебя. Или мне лучше уйти?

– Нет-нет. Подожди секунду, – я подхожу к одному из сопровождающих, – сигареты есть? – он достает из пачки одну сигарету и протягивает ее мне, – благодарю.

Мы с Тезер садимся на ступени крыльца. Я закуриваю сигарету, Тез внимательно смотрит на меня.

– Ты куришь?

– Приходится, – улыбаюсь я.

– Да уж, ты совсем изменилась. Такое ощущение, что я тебя лет двадцать не видела.

Я делаю очередную затяжку и виртуозно выпускаю из себя дым.

– А в школе все только о тебе и говорят. Некоторые даже восхищаются тобой.

– А ты из тех, кто осуждает?

– Нет, я сама по себе.

– Не боишься, что они обо всем узнают и отвернутся от тебя?

– Не боюсь, мне плевать, что они обо мне подумают.

– Тогда ты тоже изменилась. Раньше тебя волновало мнение каждой собаки о тебе.

Минутная пауза в нашем разговоре задерживается. За это время я успеваю рассмотреть Тезер. Ее белокурые волосы стали еще светлее. Коротенькая юбочка едва прикрывает тощие ляжки. Кожа рук аж сияет от своей ухоженности. И рядом с ней сидит полная ее противоположность. На моих руках живого места не осталось, поблекшие голубые волосы небрежно собраны в пучок. Вдобавок, я напялила на себя футболку, на четыре размера больше моего, чтоб не стягивала мое тело со шрамами.