Я бегу. Мне начинает не хватать воздуха. Капли дождя безжалостно бьют по лицу. Я поскальзываюсь и падаю лицом на мокрую землю. Заставляю себя подняться. Не обращаю внимания на то, что моя одежда превратилась в комок грязи. Выбегаю за ворота кладбища. Останавливаюсь у какого-то дерева, хватаюсь ладонями за его ствол с такой силой, что впиваюсь ногтями в кору. Кричу. Мой крик смешивается с шумом ливня. И в этот момент я понимаю, что два дня до самоубийства это слишком много. Я не знаю, как пережить эти сорок восемь часов. Они будут самыми невыносимыми в моей жизни.

Дневник, 48 дней назад я поставила себя перед выбором: остаться жить или свести счеты с жизнью. Тогда я даже не подразумевала, что произойдет спустя 50 дней. Все эти «проблемы», которые я переживала на начальном этапе, кажутся мне теперь такими идиотскими. Я сама завела себя в этот тупик. Если бы я вовремя остановилась, то ничего бы этого не произошло. У каждого третьего подростка разводятся родители, и что? Теперь всем им нужно кончать жизнь самоубийством? У каждого встречного человека была неразделенная любовь – но ведь они же нашли в себе силы справиться с этим? Я ненавижу себя за свою слабость. Мать Ребекки права, я действительно убийца. Я сама потянула за собой Беккс. А теперь., ее нет. Ребекка, моя милая Ребекка, прости меня. Прости за то, что я с тобой сотворила. Я готова заживо зарыть себя в землю, лишь бы искупить свою вину перед тобой.

* * *

– Глория, это Энтони Прайз, твой адвокат, – говорит мне отец.

– Здравствуй, Глория.

Передо мной стоит мужчина лет тридцати пяти в очках на тонкой оправе, в сером костюме. В руках держит небольшой черный кейс и какую-то папку.

– Здравствуйте.

Я, папа, Нэнси и Энтони садимся за стол в гостиной.

– Я уже ознакомился с материалами вашего дела и хочу сказать, что оно довольно-таки непростое.

– То есть, вы бессильны?

– Нет, почему же? Я сделаю все от себя зависящее. Возможно, вас не оправдают, но условный срок вы получите.

– Условный. И сколько это?

– Пять-шесть лет.

На мгновение у меня перехватывает дыхание. Пять или шесть лет без свободы. И после отбывания срока я выйду с пожизненным клеймом «условно-досрочная освобожденная». Боюсь представить, сколько лет дадут ребятам.

– Глория, за распространение наркотиков дают намного больше, плюс ко всему вы еще участвовали разбойных действиях, что тоже добавляется к вашему сроку.

– А вы можете гарантировать, что ей точно дадут условный срок? – спрашивает папа.

– К сожалению, я не имею права что-либо гарантировать. Я лишь постараюсь добиться этого.

– И сколько это будет стоить?

– Одну секунду, – Энтони достает калькулятор, что-то бубнит себе под нос, набирая цифры, – по нынешним расценкам вот столько.

Энтони показывает отцу сумму. У папы чуть не отвисла нижняя челюсть. Мне становится так неловко за то, что из-за меня ему приходится идти на такие расходы. Папа переглядывается с Нэнси.

– Дэвид, какая разница, сколько это стоит? Главное, чтобы все получилось.

– Вот именно, – говорит адвокат.

– Хорошо, мы согласны.

– Нет! – как можно громче говорю я, – мы не нуждаемся в ваших услугах.

– Глория… – говорит Нэнси.

– Зачем платить этому человеку столько денег, если… если все это впустую?! Зачем?

– Глория, есть большая разница между условным сроком и реальным, – говорит Энтони.

– Мне плевать. Для меня это ничего не решит. Пусть мне дадут обычного бесплатного адвоката, а вы… вы можете идти.

– Ну, что ж, как вам угодно, – Энтони направляется к выходу, но перед этим оставляет папе визитку. – Если что, я всегда рад вам помочь.

Нэнси, тяжело вздохнув, выходит из гостиной, оставляя нас с отцом наедине.

– Глория, когда ты, наконец, поймешь, что все это по-настоящему? Что там, на суде, никто не будет смотреть в твои красивые глазки и не сжалится над тобой?

– Папа, мне не нужна их жалость. Какая разница, через сколько лет я выйду? Я все равно останусь для всех отбросом общества, позо ром, осужденной. Так что пусть все будет так, как оно должно быть.

* * *

Сижу на диване, обхватив руками колени. Слушаю бессмысленное бормотание диктора по телевизору и одновременно наблюдаю, как капли дождя разбиваются об оконное стекло.

– Глория, мы с Дэвидом едем по магазинам, ты с нами?

– Нет, я не хочу.

– Послушай, тебе нужно развеяться. Сегодня был такой тяжелый день.

– Нэнси, я хочу в последние дни побыть дома.

– …Хорошо. Кстати, я купила тебе успокоительное, – Лоренс дает мне в руки небольшую баночку с оранжевыми таблетками, – оно поможет на некоторое время избавиться от вредных мыслей и поспать.

– Спасибо.

– Ну что, мы едем? – спрашивает папа. – Да.

Спустя некоторое время Нэнси и папа оставляют меня одну дома.

Открываю баночку успокоительного, высыпаю горсть таблеток в руку и начинаю рассматривать их. Я держу смертельную дозу. Один стакан воды, несколько глотков, и все это закончится. Но я задала себе установку продержаться последние два дня. И я выдержу.

Внезапный звонок в дверь. Скорее всего, папа и Нэнси из-за такой погоды отменили свою поездку. Отсыпаю таблетки обратно в баночку и направляюсь к двери. Открываю ее и понимаю, что ошиблась в своих догадках.

– Привет, – говорит Чед, – я полностью промок из-за этого дьявольского дождя, поэтому ты обязана впустить меня.

Чед проходит внутрь.

– Я видел, как уехали твои родители. Надолго?

– Не знаю. Чед, что ты хочешь от меня?

– Ничего. Я просто хочу побыть с тобой рядом, пока ты еще здесь.

– …Ладно, пойду принесу тебе сухую одежду.

* * *

Пока Чед переодевался, я нашла в домашнем баре бутылку вина. Захожу в гостиную, Чед надевает на себя папину рубашку, которая в несколько раз больше него. Отцовские шорты, которые я ему дала, смотрятся на нем, как расклешенная юбка. Смотрю на него, и мне хочется смеяться.

– Ну, как я тебе?

– Отлично, – я приближаюсь к нему, держа в руке бутылку спиртного и один фужер, – смотри, что я нашла.

Наливаю в фужер вино, даю его Чеду. Сама же делаю несколько глотков прямо из горлышка бутылки.

– Я не смог прийти на похороны Ребекки, говорят, что там был почти весь город.

– Давай не будем об этом, ладно?

– …Глория, я просто не понимаю, почему вы связались с этими музыкантами?

– Знаешь, мы и сами этого поначалу не понимали. Нам даже было страшно, хотели сбежать от них… Но потом все изменилось. Мы привязались к ним, а они к нам. Мы стали одним целым… Путешествовали по разным городам, и нам казалось, что мы одни в этой Вселенной. И потом я поняла, что меня в них привлекает. Свобода. Та легкость, с которой они живут, так заразительна! Здесь все люди куда-то бегут, торопятся, а в нашем мире все совсем по-другому.