и тут же отвернулась.

– Тебе ведь нездоровится, зачем ты вышла? – мягко сказал Ван Со, склоняясь к ней. – Давай вернёмся обратно и поговорим.

Он тепло улыбнулся и протянул ей руку.

Хэ Су долго смотрела на его раскрытую ладонь, а потом наконец подняла на него измученный взгляд. На дне её глаз застыла тоска.

– Я не могу вернуться в ту комнату, – бесцветным голосом произнесла она, не принимая его руку и не делая ни единого движения навстречу.

– Не отталкивай меня из-за Чхэ Рён! – улыбка сошла с лица Ван Со, стоило ему понять, почему Хэ Су не хочет находиться в своих покоях и почему по-прежнему отвергает все его попытки примирения. – Она же столько лет лгала тебе!

– Чхэ Рён была искренна со мной, – тихо возразила Хэ Су. – Что бы вы ни говорили мне о ней, она была честна.

– И что? Ты будешь верить ей, а не мне? Ты хочешь отдалиться от меня из-за неё? – не выдержав, воскликнул Ван Со. – Этого ты хочешь?

Он заставлял себя радоваться уже тому, что Хэ Су реагирует на него, и негодовал из-за того, что ничего – ничего! – не менялось, не сближало их, не рассеивало мрак.

– Я хочу покинуть дворец, – отозвалась она, глядя в пол. – Я так хочу уйти отсюда… Оставаться здесь невыносимо для меня!

Сказав это, Хэ Су с видимым трудом подняла голову и умоляюще посмотрела на него, как на последнюю надежду, что было недалеко от истины: лишь император имел право отпустить её из дворца.

– А как же я? – ошеломлённо выдохнул Ван Со, холодея от мысли, что ничего не может изменить, будь он трижды императором. Но вместо отчаяния его вдруг охватила упрямая злость, прорезавшаяся в голосе: – Ты полагаешь, я тебя отпущу? Ты никогда не покинешь меня!

К горлу колючим комом подкатила обида. Не в силах больше смотреть в эти чужие глаза, которые он мучительно любил, Ван Со отвернулся от Хэ Су и пошёл прочь. Он боялся в своём взвинченном состоянии наговорить ей такого, за что ему потом будет стыдно.

Направляясь в тронный зал, он почему-то оказался в её покоях, осознав это только тогда, когда увидел перед собой знакомый стёганый футон, на котором провёл столько алых ночей, сжимая в объятиях разгорячённое ласками тело любимой…

Ван Со смотрел на остывшую постель, на поникшие хризантемы в вазах, на каждую деталь комнаты, где когда-то был счастлив с Хэ Су. Где они оба были счастливы. И его терзали мысли и воспоминания, от которых было не отмахнуться и не спрятаться.

Его сиротливый взгляд упал на императорское свадебное платье, аккуратно сложенное на столике в стороне от окна, сквозняков и прямого солнечного света, – и перед глазами тут же возникла Хэ Су в этом платье – его единственная императрица, которую он никогда не сможет так назвать, потому что этого не захотела она сама.

Ей не нужны были титулы и почести, она не стремилась владеть миром и взирать на него с высоты трона.

Она нуждалась в том, что Ван Со просто не способен был ей дать.

Хэ Су жаждала свободы.

Я знаю, что ты мечтала уйти.

Но я не мог отпустить тебя, Су. Не мог, потому что не хотел! Несмотря на то, что видел, как угнетает тебя дворец, его цепи, его устои, его жажда крови, жертв и подчинения незыблемым вековым правилам власти.

Понимая всё это, наблюдая с тоской, как ты угасаешь в золочёной клетке, я эгоистично не желал терять тебя – я боялся этого! Ведь тогда у меня не осталось бы ничего – ни единого источника тепла и света, ни крошки надежды…

Я знал лишь одно и упрямо повторял это до тех пор, пока не поверил и сам: я не позволю тебе уйти или умереть. Ты – моя! Только моя! И останешься со мной, хочешь ты этого или нет.

Если бы я мог заглянуть в завтрашний день!

Если бы…

***

Чхве Чжи Мон напрасно полагал, что его башня предана забвению и её скорбный удел – лишь медленное разрушение под властью времени, ветров и дождей.

И пыль с полок ему вытереть пришлось, и убрать осколки, и привести всё в надлежащий вид, коего здесь не наблюдалось уже несколько лет унылого запустения.

Правда, до этого звездочёт всё-таки опозорился перед императором, который совершенно неожиданно возник на пороге его заброшенной научной обители.

Пользуясь короткой передышкой в государственных делах, Чжи Мон сидел на первом этаже башни и штопал бечёвкой развалившийся переплёт звёздного атласа, на чём свет стоит кляня дремучие времена и отсутствие нормальной типографии с переплётной мастерской. О надёжной прошивке книг он и не помышлял, умерив свою наглость до десятого века, но душа его жаждала хотя бы скромного клеевого крепления страниц, что – увы! – хлипкий рисовый клей, что ныне варили в Корё, гарантировать никак не мог.

Глубоко порезав ладонь о суровую нитку, Чжи Мон зашипел, замысловато выругался и, сунув руку в рот, остолбенело уставился на входную дверь, в проёме которой высилась тёмная фигура Кванджона.

И давно он тут стоит?

– Ваше Величество! – вскочил со стула астроном, поспешно откладывая своё бумажное рукоделие и пряча раненую руку за спину. – Не ожидал…

Император скользнул по столу ничего не выражающим взглядом, едва заметно дёрнул уголком плотно сжатого рта и, не сказав ни слова, направился к лестнице наверх, в библиотеку.

– Ваше Величество! – заспешил вслед за ним Чжи Мон, ругая себя за излишнюю самонадеянность и неряшливость. – Позвольте узнать, зачем…

Он вспомнил, в каком виде оставил книжные стеллажи и комнату вообще, и заалел ушами от стыда.

– Ты обещал мне книгу «Основы управления в период Чжэнь-гуань», – задержавшись на лестничном пролёте, сверху вниз посмотрел на него император. – И что-то я не наблюдаю её у себя.

Святые Небеса! А ведь и правда!

Астроном чуть не хлопнул себя по лбу, сетуя на непростительную забывчивость, но, быстренько приняв невозмутимый вид, со значением произнёс:

– Разумеется, Ваше Величество. Однако эта мудрая книга, не раз читанная вашим отцом, императором Тхэджо, нуждалась в реставрации, поэтому я и задержался.

– Она нуждалась в… чём? – вскинул брови император, явив астроному хоть какое-то проявление эмоций.

Чхве Чжи Мон мысленно отвесил себе знатный подзатыльник и, обернувшись на угол, который временно превратился в книжную