Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все определения здесь вы формулируете сами, – медленно и еле заметно закивал головой Нактрис.
– Здесь – в смысле… – Уни задумался, а потом молча обвел пространство вокруг руками.
Вирилан медленно и утвердительно клюнул подбородком.
– Ох! – выдохнул Уни. – Признаться, вы меня и запутали, и просветили. Э-э-э…
Вирилан посмотрел на него как-то странно – внимательно и рассеянно одновременно.
– Да-да, я понял! – вновь поддался радостному порыву Уни. – Я сам себя запутал и просветил! Да?
Нактрис утвердительно моргнул. Или это только показалось?
– Но что же из этого следует применительно к предмету нынешнего разговора? – аккуратно уточнил Уни.
– У вас очень хорошо получается чувствовать то, чего нет в словах, но нужно ими выразить, – ответил вирилан. – Возможно, вам будет интересно попробовать еще раз?
– У меня получается чувствовать? Но я ведь ничего не понял! – не смог сдержать восклицание Уни.
– А если найдете правильные слова, то поймете?
– Ну да! То есть…
– Возможно, вы полагаете, что слова первичны по отношению к тем чувствам, которые они называют?
– Нет, ну, то есть… ой!
– Вы когда-нибудь чувствовали холод?
– Конечно!
– И при слове «холод» вы иногда чувствуете, как внутри все сжалось?
– Да! Именно!
– А дети у вас есть?
– Нет. Ну, пока нет, я надеюсь.
– Если я вам скажу, что быть отцом – это радость, что вы почувствуете?
– Я? Ну, почувствую… Свет, тепло, это, как его, нежность… мда… ничего не почувствую, чего уж тут, в самом деле!
– Теперь понимаете?
– Ох, да!
– Могу ли я вас просить поделиться этим?
– Конечно. Значит, так. Знать принцип работы механизма, э-э-э, корабля, лодки, уметь повторить, описать словами, как она движется – это не то же самое, что знать, как такой корабль построить, чтобы он поплыл. Потому что там есть… много маленьких деталей, которые, наверное, стыкуются с другими такими деталями, и все вместе это – совсем другое, нежели то, что я считаю, будто если понял общий принцип, то понял все!
Уни со вздохом откинулся назад и машинально оперся рукой о нечто твердое и горячее.
– Совсем сбрендил, что ли?! – рявкнул на него Стифрано.
– Простите, энель второй посол, я не думал, что это ваша голова! Она такая горячая…
– Жар у меня! Для тебя что, открытие, милый мальчик, что у раненых иногда бывает жар?
– Часто бывает, – вставил свою лепту Аслепи.
– Ну, я думал, что энель Нактрис как-то привел вас в порядок…
– Я сейчас выкину его за борт! – угрожающе зашевелился Стифрано.
– Не вздумайте, энель второй посол, – отрезал посольский доктор. – Вам вредно шевелиться. Энель Вирандо, может быть, вы сами…
– Что, э-э-э… выпрыгну?
– Нет, заткнетесь. А то голова болит от вашей постоянной трескотни. И прекратите так ворочаться! Если вы обратили внимание, здесь не так уж много места.
На некоторое время действительно установилась тишина. Слышен был лишь плеск воды, скрежет лодки по туннелю и напряженное дыхание Стифрано. Наконец, он все-таки решился:
– Энель Аслепи, а у меня все действительно так серьезно?
Врач в полутьме молча пожал плечами, и не уловивший ответа Стифрано стал напирать:
– У меня раньше никогда не было жара после ранений! Может быть, стрела была отравлена?
– Может быть, – монотонно снизошел до вербального общения доктор.
– Так что же вы ничего не делаете? – резко повысил голос второй посол. – У меня же так скоро кровая пена пойдет!
– А что я могу сейчас сделать? – ответил ему Аслепи тоном, каким разговаривают с идиотами. – А пена у вас точно пойдет, если так орать будете. Кровавую не обещаю, но в целом – ожидайте.
Стифрано зарычал и в раздражении стукнулся головой о дно лодки.
– Энель Аслепи, а у вас часто больные умирали? – спросил Уни исключительно ради естественно-научного интереса.
– Часто! – решительно заверил его тот. – На войне вообще часто мрут.
– Ну спасибо, энель доктор, утешили, поклон вам душевный! – снова вступил в разговор со дна лодки Стифрано.
– На здоровье! – презрительно ответил тот.
Снова воцарилась короткая пауза.
– И откуда только его в посольство взяли? – тихо, словно сам себе, задал вопрос Богемо.
– Я военный врач, полевой хирург! – неожиданно сорвался на крик Аслепи. – По-ле-вой – понимаете? Я не знаю, как отвечать на глупые вопросы! Я сделал все, что мог, я не знаю, что у вас там будет! Приедем к лекарю, будут инструменты – отрежу вам ногу к демонам Мрака, чтобы не мучили меня больше!
– Ну ладно, довольно! – решительно вмешался Санери. – Еще не хватало… Все устали, ранены, эти испытания, но – хватит! Скоро действительно приедем к лекарю, он всех осмотрит… Кстати, энель Вирандо, сколько нам еще ехать? Можете поинтересоваться у нашего благодетеля?
– Я не знаю, как вам перевести его ответ, энель посол, – в задумчивости пробормотал Уни, обменявшись с вириланом парой фраз. – Их ощущение времени существенно отличается от нашего.
– Ну, конечно, откуда в этом туннеле солнечные часы, – съязвил Гроки.
– Дело даже не в часах, – парировал Уни. – Вопрос в том, как именно они относятся к времени.
– А как к нему можно относиться? – усмехнулся Богемо и развел руками. Даже в полутьме было видно, что его лицо приобрело скептическое выражение.
– Просто у нас время – это совокупность равных отрезков какого-нибудь процесса, идущего с одинаковой скоростью, – начал Уни, дополнительно пообщавшись с Нактрисом. – Это может быть скорость наклона солнечной тени или скорость, с которой капли воды покидают сосуд через отверстие заданной ширины. Не важно. Главное, что у вириланов эти временные отрезки разной длины.
– Что за бред! – надменно выдохнул Гроки. – Какой тогда вообще смысл измерять время?
– В том-то и дело, что они его не измеряют. По крайней мере, как мы с вами. Я не уверен, что правильно понял нашего друга, но мне кажется, что время у них – это внутренний, ощущаемый скорее сердцем, нежели иными измерительными приборами, процесс. Или даже не процесс, а состояние. Иными словами, то, что мы называем часами, находится не снаружи, а внутри них.
– Перевожу с личного диалекта энеля Уни! – поднял палец вверх Стифрано. – Сколько мне времени осталось до лекаря – а Мрак его знает! – и он залился дурным, лающим смехом. Остальные тоже невольно заулыбались.
– С вашими лекциями тут подохнешь только, – смахивая слезы, мотал головой Богемо. – Если не от ран, так от хохота.
В этот момент светящийся потолок над головами исчез, и лодку выбросило в небольшую подземную заводь наподобие той, откуда они начинали свой путь.
– Рано радуетесь! – ухмыльнулся Стифрано в ответ на благостную реакцию энеля Нафази, который, похоже, весь путь провел в страхе и молитве. – Сейчас выяснится, что нам еще штук десять этих «станций» осталось.