Но главное, Предатель явился к святилищу собственной персоной, иначе не то что подручные, но даже и махир не смог бы противостоять Элькосу. Но если исходить из слов Алтааха о том, кем он является, то выходит, я была права: хамче сражается не с последователем, а с самим духом. Иначе зачем были бы нужны шаманы? Пока магистр противодействовал подручным, они не появлялись. И лишь сейчас вышли из тени. Тогда, когда люди уже были бессильны. А мой старый добрый друг, наперсник и защитник хоть и являлся магом от рождения, но оставался человеком.

– Отец, – всхлипнула я, понимая, что и вся сила большой части Белого мира не поможет Элькосу, потому что сейчас издевается над ним не махир, это делает Илгиз.

Как бы ни был силен человек, но ему не равняться с божеством. И шаманы были обычными людьми. Однако… однако за их кругом мы не ощущали жара кипящей лавы, не сотрясались вместе с земной твердью, не чувствовали ледяного холода силы Белого Духа. Мы были сторонними наблюдателя. И всё, что могли сделать, – это продолжить смотреть, замирая с каждым новым мгновением, с которым утекали безграничные силы магистра…

А он терял! Это было видно и понятно без всяких знаний. Всё чаще к нему подбирались языки огня, всё реже он отвечал на то, что творил Илгиз. А Предатель развлекался, иначе не назвать то, что происходило. Будто дирижер, он размахивал руками, и всплески лавы, скручиваясь в жгуты, хлестали хамче, всё больше и больше пробивая бреши в защите магистра.

Сияние его тела становилось всё более блеклым, движения вялыми. А еще спустя пару минут Элькос повалился на свой островок земли среди пылающего моря. И затем закрылся в ледяной кокон, то ли ища короткого отдохновения, то ли пытаясь продлить свою жизнь хотя бы еще немного.

Шаманы вдруг остановились. Они развернулись лицом к кругу, опустились на колени и, раскачиваясь, забили в свои хоты. Это не было прежним градом ударов, но стук стал размеренным, более всего напоминая удары сердца. Бум… бум… бум…

– Что происходит? – нервно спросила я.

– Не знаю, – ответил Танияр.

Не было сейчас никого, кто хоть на миг отвел взгляд от огненного круга, почти в центре которого застыла ледяная сфера, стены которой были затянуты морозными узорами. И без того мутные стенки стали и вовсе непроницаемыми. Что происходило внутри, даже предположить было невозможно.

Затихли всякие звуки. Казалось, исчез шелест травы, клонившейся за ветром, бежавшим по степи. Не доносилось ни вздоха, ни тихого ропота, ни порыкивания рырхов, растянувшихся неподалеку. Только удары семи хотов продолжали сливаться с ударами человеческих сердец. Бум… бум… бум…

– Нет! – неожиданно закричал Алтаах.

И сфера засияла ослепительно-белым светом. Сияние было столь ярким, что это причинило боль. Закричав, я навалилась сверху на сына, закрывая его, а в следующее мгновение меня обняли надежные руки Танияра, в свою очередь отгородившего нас от нестерпимого свечения. Кажется, не только я вскрикнула, но по краю сознания пронесся мужской голос и скулеж рырхов.

А когда сияние рассеялось, я выглянула из-за супруга и потеряла дар речи. Не было лавы, не было пропасти и трещин – земля стала ровной. И не просто ровной, она вновь покрылась зеленой травой, будто безжалостная рука Илгиза и не уничтожила жизнь на этом клочке степи. Но главное…

Главным был тот, кто стоял на месте истаявшей сферы. Да, это был всё тот же Элькос… но уже и не он. Волосы магистра стали абсолютно белыми, удлинились и реяли по ветру прядями, казалось жившими собственной жизнью. Они то скручивались в спирали подобно метели, то опадали на плечи мягкими волнами. А еще они источали сияние, как и сам хамче. Не так, как это выглядело прежде. Однако мне было знакомо и это сияние, так выглядел сам… Белый Дух.

– У тебя ничего не выйдет! – крикнул со своего пьедестала Илгиз-Алтаах.

Элькос… Создатель стоял к нам в профиль, и я увидела, как на его губах появилась улыбка. Не издевательская, не злая ухмылка, нет. Скорее в этой улыбке была грусть. И когда Илгиз вскинул руки, ничего не произошло. Только каменная глыба, на которой он стоял, вдруг превратилась в лед и начала стремительно таять, всё более приближая отступника к брату.

Шаманы, ударив в хоты в последний раз, опустили свое «оружие» на землю и склонили головы перед Отцом всего сущего. И я поняла! Я поняла, для чего они явились. Не только отгородить противников, но помочь Создателю перейти в человеческое тело, готовое принять Его. Или же помочь Элькосу принять Белого Духа. Да какая разница?! Главное, они стали проводниками, и в этом их точно не смог бы заменить ни один человек и в ста тысячах мирах.

– Не хочу! – закричал махир. – Я не хочу!

Он все-таки попытался защищаться, но теперь перед ним был не простой смертный, но Создатель всего мира и самого Илгиза. Белый Дух приблизился к смутьяну, широко раскинул руки, а после… обнял. Притянул к себе брата и застыл так. И сколько бы тот ни вырывался, но ничего уже сделать не смог. Дерганья человеческого тела становились всё слабее и слабее, а после и вовсе прекратились.

А потом… Вновь полыхнуло ослепительное сияние, и хамче с махиром разнесло по разные стороны. Шаманы опять подняли свои хоты, ударили в них, и мама произнесла одно короткое слово:

– Свершилось!

– Что? Что свершилось? – спросил Юглус.

Ответа не последовало. Шаманы, кроме Ашит, зашагали прочь со священных земель. И казалось, сделали только шаг, но их уже едва можно было разглядеть вдалеке – они уходили дорогой шамана. А на траве остались лежать два человека, и что будет дальше, да и будет ли вообще, пока оставалось загадкой.

Махир зашевелился первым. Он сел, потряс головой, а затем огляделся. Заметив неподалеку Элькоса, оскалился и порывисто поднялся на ноги. Магистр так еще и не пришел в себя, а Алтаах, выдернув из ножен, короткий узкий клинок уже направлялся к нему.

– Танияр! – воскликнула я.

Дайн, провожавший взглядом шаманов, обернулся и бросился к хамче и махиру. Ягиры сорвались следом, но… добежать так и не успели, потому что по траве скользнула большая серая тень. Алтаах не видел того, что творилось за его спиной. Он уже почти добрался до Элькоса. Занес руку для удара, и над ним нависла огромная голова с разверстой округлой пастью. Махир порывисто обернулся, и пасть сомкнулась на его теле. Охо развернулся и, слегка переваливаясь с боку на бок,