– С университетской однокурсницей, – ответила Робин.

– А как ты узнала?

– Нашла в нашей супружеской постели бриллиантовую сережку.

– Ты серьезно?

– Серьезно, – подтвердила Робин.

От одной мысли, что сейчас придется ехать в Уэмбли, чтобы свалиться на жесткий диван, ее захлестнуло волной подавленности и усталости. А еще она, как могла, оттягивала звонок родителям, которые ничего не знали.

– В других обстоятельствах, – начал Рафаэль, – я бы попытался тебя соблазнить. Но сейчас неподходящий момент. А вот если выждать неделю-другую… Однако беда в том, что смотрю я перед собой, – он поднял указательный палец, а потом навел его сначала на Робин, а потом на воображаемый образ у нее за спиной, – и вижу, как у тебя из-за плеча высовывается твой одноногий босс.

– У тебя есть особые причины подчеркивать, что он одноногий?

Рафаэль ухмыльнулся:

– Заступаешься?

– Нет, я просто…

– Все нормально. Иззи тоже по нему сохнет.

– Что значит…

– О, теперь перешла в оборону.

– Слушай, ради бога, прекрати, – полусмеясь, взмолилась Робин, и Рафаэль ответил усмешкой.

– Закажу себе еще пива. А что ты вино не пьешь?

Ее бокал опустел лишь на треть.

Получив очередную бутылку, он злорадно произнес:

– Иззи всегда была падка на грубую силу. Ты заметила, как Физзи стрельнула глазами в ее сторону при упоминании Джимми Найта?

– Представь, заметила, – сказала Робин. – А в чем там дело?

– Фредди исполнялось восемнадцать, – самодовольно ухмыльнулся Рафаэль. – На праздник завалился Джимми с парой дружков, и в их обществе Иззи… как бы помягче выразиться?.. кое-что потеряла.

– Ох! – Робин не поверила своим ушам.

– Она там напилась до беспамятства. В семье это стало притчей во языцех. Я своими глазами ничего не видел. Был слишком мал. А Физзи до сих пор не понимает, как ее сестра могла отдаться сыну деревенского плотника, и подозревает, что тот наделен какой-то бесовской сексуальной притягательностью. Она до сих пор считает, что именно это и склонило Кинвару на его сторону, когда он явился просить денег.

– Что? – резко переспросила Робин и вновь потянулась к записной книжке, которая лежала закрытой.

– Не надо так волноваться, – сказал Рафаэль. – Я, например, до сих пор не знаю, чем он шантажировал папашу. Видишь ли, неполноценному члену семьи доверяют не полностью. Вспомни, что рассказывала Кинвара в Чизл-Хаусе. Когда впервые появился Джимми, она была дома одна. Отец, как всегда, задерживался в Лондоне. Из тех обрывочных сведений, которые до меня дошли, я заключил, что при первом их с отцом обсуждении того случая она заняла сторону Джимми. Физзи твердит, что он включил свою неотразимую сексуальность. Ты считаешь, она и вправду действует?

– На кого как, – равнодушно сказала Робин, делая пометки. – Значит, Кинвара решила, что твой отец должен ему заплатить?

– Как я понимаю, – ответил Рафаэль, – Джимми в свой первый заход не прибегал к шантажу. Кинвара сочла его просьбу обоснованной и сказала отцу, что неплохо бы парню чего-нибудь дать.

– Когда это было, не припомнишь?

– Хоть убей, не знаю. – Рафаэль покачал головой. – Сдается мне, я в то время сидел. О том ли мне было думать… Угадай, – второй раз за вечер спросил он, – сколько раз родственнички спросили, каково мне было за решеткой?

– Ну, не знаю, – осторожно протянула Робин.

– Физзи – ни разу. Папаша – ни разу…

– Зато Иззи приезжала к тебе на свидания, ты сам говорил.

– Точно, – признал он и поднял бутылку, словно провозглашая тост за сестру. – Да, приезжала, честь ей и хвала. Миляга Торкс пару раз прошелся насчет того, что в душе за упавшим мылом лучше не нагибаться. Я предположил, – с жесткой улыбкой продолжал Рафаэль, – что в этом вопросе он большой специалист, недаром же его старинный дружок Кристофер у себя в офисе имеет привычку совать ладонь парням между ног. Выходит, если за этим делом застукали старого волосатого уголовника, это в наше время серьезное преступление, а если образованного государственного мужа – то безобидная шалость.

Он мельком взглянул на Робин:

– Надеюсь, тебе понятно, за что отец гнобил этого несчастного Аамира?

Робин только кивнула.

– И Кинвара узрела в этом мотив убийства. – Рафаэль вытаращил глаза. – Домыслы, чистейшей воды домыслы… каждый гнет свою линию. Кинвара считает, что отца убил Аамир – за то, что отец нанес ему прилюдное оскорбление. Слышала бы ты, какие оскорбления папаша под конец своей жизни бросал Кинваре. Физзи твердит, что это вполне мог сделать Джимми Найт, разозлившись из-за денег. А сама постоянно злится, что фамильные денежки уплыли меж пальцев, но прямо сказать об этом не решается, чтобы не прогневать своего полоумного муженька, по чьей милости так случилось. Иззи считает, что убийца – Кинвара, которая ощущала себя нелюбимой, ненужной, отвергнутой. Но самой Иззи не перепало от отца ни слова благодарности – а что бы он без нее делал? Когда она сказала, что увольняется, он и бровью не повел. Улавливаешь картину? А вслух признать, что у каждого хоть раз чесались руки его прикончить, – кишка тонка. Теперь его нет в живых, и они переводят стрелки друг на друга. Именно поэтому, – продолжал Рафаэль, – никто не заикается насчет Герайнта Уинна. Он находится под двойной защитой, потому что со святым Фредди у него были свои счеты. А между тем каждому бросается в глаза, что как раз у него-то и был реальный мотив, но нам развязывать языки не положено.

– Давай. – Робин держала наготове ручку. – Развяжи язык.

– Нет, забудь, – бросил Рафаэль. – Это я случайно…

– Мне кажется, ты ничего не говоришь случайно, Рафф. Так что не надо.

Он засмеялся:

– Просто я стараюсь не пудрить мозги тем, кто этого не заслуживает. Это часть моего грандиозного искупительного плана.

– И кто же этого не заслуживает?

– Франческа, та девочка… ну, ты знаешь… из галереи. Она мне и рассказала. А сама узнала от старшей сестры, Верити.

– Верити, – повторила Робин.

Измотанная бессонницей, она пыталась сообразить, где слышала это имя. Чем-то сходное с «Венецией»… И в конце концов ее осенило.

– Постой-ка, – нахмурилась она, стараясь не потерять мысль. – Некая Верити входила в молодежную сборную по фехтованию в одно время с Фредди и Рианнон Уинн.

– Буквально, – подтвердил Рафаэль.

– Все вы друг друга знаете, – устало выговорила Робин, невольно повторяя мысль Страйка, и опять принялась записывать.

– Ну, в этом преимущество системы привилегированных школ, – сказал Рафаэль. – В Лондоне, при наличии денег, ты вращаешься в одном и том же кругу из трехсот человек, куда бы тебя ни занесло… Так вот, когда я впервые появился в галерее Драммонда, Франческа не могла усидеть на месте: ей не терпелось мне сообщить, что ее старшая сестра когда-то встречалась с Фредди… Видимо, малышка решила, что из-за этого мы самой судьбой предназначены друг для друга. Но стоило ей узнать, что в моих глазах Фредди – порядочное дерьмо, как она сменила курс и рассказала мне гнусную историю. Выходило, что на дне рождения Фредди кое-кому из ребят, включая Верити, пришло в голову наказать Рианнон, которая посмела заменить Верити в сборной по фехтованию. Тем более что в их глазах она всегда была… ну, не знаю… простушкой? валлийкой?.. и они принялись ее спаивать. Известная забава. Процветает в общежитиях, если ты не знаешь. Но девочка плохо реагировала на чистую водку… а может, с их точки зрения, реагировала прекрасно. Короче, они отщелкали множество пикантных фотографий и стали обмениваться ими между собой – дело было на заре интернета. Думаю, в наше время за первые сутки у них было бы полмиллиона просмотров, но над Рианнон всласть поизмывались только фехтовальщики в полном составе, да еще дружки Фредди. Как бы то ни было, – заключил Рафаэль, – примерно через месяц Рианнон покончила с собой.