видела некоторые из чудес, которые таит в себе этот мир. Я прошла по этому коридору, прижав руку к стеклу. Моя кожа была в нескольких сантиметрах от прикосновения к другому живому организму, сформировавшемуся в результате совершенно независимого эволюционного процесса. Клетки двух линий, четыре с половиной миллиарда лет параллельной истории, разделенные двадцатью восемью световыми годами, вот-вот соприкоснутся и смешаются! Я бы с радостью лишилась руки, чтобы установить этот первый контакт! Прикоснуться к живой структуре другой биологии! Чику, это то, что я знаю. Независимо от ее мотивов показать мне это, мне в этом не откажут. Это наш мир, наша судьба. С того момента, как мы увидели эти изображения Крусибла, мы гнули спину, чтобы это произошло. Привести себя к этому моменту, к этому чудесному моменту, когда мы сможем стоять в чужом мире под небом с двумя лунами! Это то, чего мы хотели. Это то, ради чего мы рисковали своими жизнями. Ваша прабабушка наставила нас на этот путь, и теперь мы даже думать не можем о том, чтобы повернуть назад. Я этого не приму. Мне показали врата в Райский сад, Чику, и я не могу уйти. Не сейчас. Никогда.

Чику была так поражена убежденностью в словах Намбозе, что какое-то мгновение не осмеливалась разрушить наложенные ими чары. Она всегда была высокого мнения о способностях Намбозе, но что-то великолепное и свирепое только что прорвалось сквозь маску ее объективности.

- Она хочет, чтобы я уговорила голокорабли проскочить через систему, - сказала Чику. - Это ее лучшее предложение. Согласно этим условиям, она не будет использовать кинетические пушки или любое другое оружие, которое у нее может быть, и все останутся живы. Мои дети, если "Занзибар" еще не стерт с лица неба. Еще десятки миллионов. Но они потеряют Крусибл. Голокорабли становятся... а некоторые из них уже являются - пунктом назначения, а не средством достижения цели.

- Некоторые из них уже сделали этот выбор, но что это оставляет остальным из нас? Если голокорабли пропустят Крусибл, сохранит ли Арахна нас пятерых в живых в качестве домашних животных, просто на случай, если появится какое-то непредвиденное преимущество в том, что нас не убьют? А как насчет пятнадцати человек, которых мы оставили на "Ледоколе"? Это не решение, Чику - в лучшем случае, первая волна может проскочить мимо, но позади нас десятки и дюжины голокораблей - их вереница тянется на световые годы дальше! У них будет время создать оружие, перейти на военную основу. Война все равно будет!

- И у нее будет время развить работу Травертина, создать свое собственное супероружие.

- Если до этого дойдет, вы ничего не добьетесь.

- Вопрос не в том, чего хочу я, Гонити. Здесь я бессильна. Если она действительно хочет, чтобы кто-то из нас что-то сделал, ей нужно всего лишь воткнуть провода в наши черепа.

- Так почему же она до сих пор этого не сделала? Потому что она пытается быть лучше этого! Она не тот монстр, которого вы встречали в Солнечной системе. Она совсем другая - напуганная, сбитая с толку, обескураженная этими двадцатью двумя вещами, которые нависают над нами в осуждении.

- У меня нет выбора, кроме как сделать то, что она требует.

- Когда-то вы были нашим лидером, - сказала Намбозе. - Вы привели нас сюда - заставили поверить в то, что было необходимо для достижения ваших собственных целей. Вы ничем не отличаетесь от нее, если уж на то пошло!

- Я подала в отставку.

- К этому времени большая часть вашей команды уже спала, уже участвуя в этой экспедиции. Мне жаль, но вы не можете уйти в отставку. Вы должны принять этот вызов, Чику. Найдите из этой передряги выход, который не предполагает смерти или капитуляции.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Арахна играла на своей скрипке. Чику никогда не нравилась скрипичная музыка с ее тягучими переливами. Ей больше нравились дискретные, звенящие интервалы коры.

- Я думала о вашем предложении, - объявила Чику, - чтобы голокорабли прошли мимо нас.

Арахна опустила скрипку и смычок. Выражение ее лица выражало сдержанную надежду.

- Вы видите, что это к лучшему?

- Я вижу, что это удовлетворяет вашим насущным потребностям, а это не совсем одно и то же. - Чику наблюдала, как застыло выражение лица Арахны. Ее имитация человеческих жестов определенно улучшалась по мере того, как она продолжала общаться с Чику и ее спутниками. - Я поговорила с остальными, - продолжала Чику, - и мы все придерживаемся одного мнения.

- Что именно?

- Вы всего лишь отсрочите конфронтацию на несколько лет или десятилетий вперед - к тому времени обе стороны будут оснащены лучше, чем сейчас. Взаимное сдерживание - это не решение, Арахна. Мы не можем строить сотрудничество на основе страха и возможности неминуемого уничтожения. Должен быть лучший способ - фундамент, на котором мы могли бы строиться веками.

- Волнующие слова, - сказала Арахна. - Я почти верю, что вы имели в виду именно их. Однако правда в том, что если бы у вас были средства нейтрализовать меня, вы бы сделали это без малейших колебаний. - Она прижала скрипку к подбородку, словно готовясь снова заиграть, но затем безутешно опустила смычок. - Я не вижу смысла обсуждать это дальше. Если вы не хотите говорить с караваном, я сделаю это от вашего имени, используя слова по своему выбору. - Она резко вздернула подбородок. - Что бы вы предпочли?

- Будь то вы или я, они проигнорируют передачу и все равно сделают то, что намеревались.

- Тогда, с точки зрения строгой логики, вы ничего не теряете, выполняя мою просьбу.

И девушка провела смычком по струнам своей скрипки.

* * *

Намбозе была первой, кто заметил изменение в небе, начавшееся после длительного периода безоблачности. Сначала Чику предположила, что это изменение предвещает какие-то сезонные колебания - возможно, пыльные бури, дующие с другой суши, или наступление длительного периода муссонных дождей. Небо, обычно сиреневое в сумерках, теперь стало темно-розовым, и в течение нескольких дней - насколько можно было измерить течение времени - розовый цвет превратился в яркий, мерцающий малиновый. В течение дня небо становилось желтовато-коричневым, а солнечный свет приобретал угрюмый, сероватый оттенок, как будто мир скрывался за слоями марли. Балдахин потускнел, став черно-серым. Даже закаты становились менее красочными по мере того, как усиливался эффект окутывания.

И Намбозе, и Травертин