Он сел в лендровер и поехал в Москву. За те несколько минут, которые ему понадобились, чтобы домчаться до Третьего кольца, он выхватил в зеркале заднего вида невзрачный, но весьма шустрый китайский внедорожник, который неотступно следовал за ним, стараясь быть максимально незаметным. Но мысли Олега были так заняты Катрин, что его мало интересовало то, что происходит вокруг. Катрин… Катрин… Ему все же придется уехать – он прекрасно понимал, что жить ему осталось – чуть, если он не покинет Москву. Кто-то – он не был уверен, кто – шел за ним по пятам, дышал ему в затылок, он явственно ощущал чье-то присутствие прямо у себя за спиной. Ему придется уехать – и жить без нее. Либо остаться и умереть здесь – даже если его посадят пожизненно – лучше смерть, чем жить в заключении по такой нехорошей статье…

Наконец, ему удалось оторваться от преследователей – на Ленинском проспекте развернулся через две сплошные, прямо перед носом у шедшего по крайней левой самодовольного лексуса и ушел в район Шаболовки, в кривые и замысловатые переулки с односторонним движением. По одной из улиц он проехал против движения – так быстро, что шедшие ему навстречу машины еле успевали уворачиваться. От «хвоста» удалось оторваться.

Рыков влетел в квартиру, которую снимал, и остановился, собираясь с мыслями. В ванной он открыл тайник, устроенный за стиральной машиной. Достал оттуда документы, пластиковые карты и кое-что еще – это могло понадобиться в дороге. Следующие несколько минут он приводил себя в порядок и переодевался, затем, прихватив с собой только лэптоп в кожаном чехле, вышел из квартиры и запер дверь. Хозяин квартиры получит в качестве нежданного подарка его отличный гардероб. Кинув ключи в почтовый ящик, Олег выскочил из подъезда. Он направился в сторону джипа, припаркованного немного поодаль. Сделал несколько шагов, и внезапно свет померк в его глазах, и он опустился на асфальтовую дорожку… Несколько пар сильных рук подхватили его и осторожно понесли куда-то. Потом ему сделали укол в локтевой сгиб, надели наручники и уложили в багажник внедорожника, с большой скоростью рванувшего по шоссе. Его везли далеко, за сто с лишним километров от Москвы. Он не чувствовал ничего – ему снилась Катрин и ее темные очи, смотревшие на него печально, но наконец без ненависти и отвращения…

За что бы Анна не бралась в тот день – все валилось из рук. Все началось с того, что исправно служившая ей пять лет кофеварка сломалась, и она с Жики осталась без кофе. Машина еще накануне отправилась в сервис, а вызванное такси приехало позже на полчаса. А более всего неприятно было объясняться с адвокатом, на встречу с которым она в результате нещадно опоздала. Анне было неловко, но все же она задала ему вопрос в лоб. Адвокат Антона смутился, долго юлил, краснел и мямлил, пока, наконец, не отдал ей красный бархатный футляр с полустершимся от времени гербом семейства Альба на крышке. Как же она могла раньше не узнать этот герб – впервые заметив его на дверце автомобиля?

Откинув крышку, Анна с трепетом увидела знакомые изгибы искусной резьбы и тусклое сияние старинной позолоты. Дмитрию Крестовскому удалось убедить ее – в декабре она выйдет на сцену Опера Бастий, и пейнета будет снова в волосах испанской махи – прелестной Китри. Новая пачка, белая с золотом, уже ждала ее в Париже, отшитая той же портнихой, которая изготовила ее костюм для выступления на приеме в посольстве. Мадам Белланже пришлась по душе милая русская балерина, да и обаяние Крестовского сделало свое дело. В качестве комплимента Анне была подарена изумительная мантилья из золотого кружева – скоро ее Китри взорвет балетный Париж. Итак, Анна с облегчением спрятала футляр в сумку и отправилась продолжать неудачно начавшийся день.

Позже, когда Анна обедала с Жики и Мигелем в ресторане в Камергерском переулке, телефон старой тангеры зазвонил, и она, мельком глянув на экран, торопливо ответила: «C’est moi, parlez»[195]. По мере того, как она слушала, ее зрачки сужались, как у дикой кошки, почуявшей добычу. Анна и Мигель, продолжавшие беседу еще какое-то время, наконец замолчали и тревожно следили за ней. Но разговор оказался коротким. Тангера отключилась и со значением посмотрела на них.

– Все кончено, – объявила она по-испански. – Его поймали.

Анне почудилось, что улицу, только что залитую ярким, слепящим осенним солнцем, накрыла черная мгла, взявшаяся невесть откуда. Бокал с вином в ее руке задрожал, и Мигель забрал его и поставил на стол. Анна схватила сумку:

– Где он?!

– Там, где ему и надлежит быть, – ровно ответила тангера. – В подвале дома, адрес которого ты указала.

– И что теперь? – она чуть кашлянула. – Что нам делать?

– Не волнуйся, – Мигель успокаивающе погладил ее пальцы, – все будет, как ты хочешь. Мы сейчас туда поедем. Ничего не бойся. Мы сделаем то, что должны, и я буду с тобой.

– Надо позвонить Катрин и Сержу, – она схватилась за телефон.

– Подожди, – он взял телефон из ее рук, как за мгновение до того забрал бокал с вином. – Не надо пока никому звонить. Нам следует действовать осторожно. Все может рухнуть.

Анна и Жики переглянулись. Голос Мигеля звучал властно, не допуская возражений. Но слова испанца были разумны, и поэтому в их глазах застыл вопрос – но не протест.

– Осторожно? – наконец произнесла Анна. – Что ты имеешь в виду?

– Не следует им безоглядно доверять, – сказал Мигель. – Не забывайте, что Серж водит дружбу с ментом, а Катрин…

– Что – Катрин? – недовольно поморщилась Анна. Лицо Жики оставалось непроницаемым – она просто ждала, когда они придут к согласию.

– А Катрин, если вы помните, вовсе не горела желанием отомстить. Она, я бы сказал, весьма критично настроена по отношению к нашему плану, – смуглое лицо Мигеля вспыхнуло при мысли о ней – женщине, которую он презирал и ненавидел.

– Ты опять за свое, – расстроено заметила Анна. – Я обещала сообщить ей. Я дала слово.

– Я не призываю тебя нарушать слово, – мягко сказал он. – Но, без сомнений, нам следует подстраховаться. Представляешь, что будет, если Серж натравит на нас полицию? Они будут счастливы – Рыков пойман, а кем – какая разница! Его увезут, посадят… А что будет с нами – непредсказуемо.

Анна с тревогой повернулась к Жики:

– А ты что думаешь?

– Решай сама. Это твой выбор. Ты этого хотела. Я исполнила твое желание – он в твоей власти, в твоих руках. Ты вольна делать с ним, что тебе угодно. Можешь убить его сама. Можешь сдать полиции. Можешь покалечить…

– О боже, нет! – воскликнула Анна. – О нет, только не это! Я хочу, чтобы он умер! Я должна отомстить – не за себя…

– За Антона, – закончил Мигель. – Мы знаем. Но не забывай, что тебя я ему не простил… И не допущу, чтобы нам помешали. Поэтому, сделаем так…

И он, понизив голос, изложил Анне и Жики план, возникший в его голове давно – еще в тот самый момент, когда в Париже он нашел Анну, обезумевшую от отчаяния и горя, и когда та впервые озвучила свои страшные намерения. Он любовно вынашивал этот план, а каждая встреча с Катрин или Сержем только укрепляла его решимость сыграть в собственную игру – и только на первый взгляд игра эта будет в четыре руки. А на самом деле – исключительно его партия. И никто не сможет ему помешать, даже Анна. Он рассчитается со всеми – и с Рыковым, и с Катрин, и, чего уж греха таить, с Сержем, который унизил его перед Анной и перед той самодовольной стервой, из-за которой он схлопотал по лицу. Конечно, он не стал выкладывать дамам тайную подоплеку своего плана – пусть его нежелание оповещать Катрин и Булгакова выглядит как вполне невинная подстраховка. Анна и Жики согласились с ним. Действительно, после таких усилий, приложенных, чтобы поймать садиста – невозможно допустить, чтоб им помешали – кто бы то ни было, неважно с какой целью…