Он давно договорился с надежным человеком о запасном варианте, и поэтому ему оставалось только позвонить. Что он и сделал.

– А вот теперь, – он взял руку Анны и поцеловал: – А вот теперь можешь им звонить. С кого начнешь?

– Я позвоню Катрин, – мгновение поколебавшись, ответила Анна. – Она пусть сама сообщит Сержу. Я попрошу, чтобы Серж перезвонил тебе, а ты уже сам там…

– Ты умница, – улыбнулся Мигель. – Ты просто умница. Звони.

И Анна стала набирать номер Катрин.

Сергей увидел, как она побледнела и сжала смартфон в руке с такой силой, что, казалось, его раздавит. Выслушав то, что ей сказали, она положила телефон на кухонный стол, и подняла на мужа почерневшие от тревоги глаза.

– Все, – прошептала она еле слышно. – Они его поймали.

Он почувствовал, что его сердце замерло, но не сказал ни слова, внимательно глядя на жену и ища в ее лице следы сострадания или жалости. Не найдя ни того, ни другого, он наконец равнодушно спросил:

– И что теперь?

– Мигель велел тебе передать, что ждет твоего звонка, – она еле шевелила губами. – Со мной он, видимо, разговаривать не желает.

– Это он звонил?

– Нет, разумеется… Это была Анна. Он не станет со мной разговаривать, – повторила она. – Позвони ему. Она сказала, что Мигель хочет обсудить с тобой детали.

– Детали чего? – нахмурился Сергей. Но потом понял: – Он уверен, что мы приедем.

– Он не сомневается, – кивнула Катрин.

– А ты собираешься туда? Ты примешь участие в этом беспределе?

Катрин не ответила. Что она должна сделать? От нее все ждут, что она что-то сделает… Анна ждет, что она, Катрин, присоединится к ней и отомстит за себя и за любимого друга, Серж надеется, что она не замарает свои руки кровью и в то же время продемонстрирует свое полное равнодушие к тому, кто сломал ей жизнь. Олег ждет, что она простит его, а Мигель, словно тигр-убийца, затаившийся в засаде, предвкушает, как она совершит непоправимую ошибку, и он сможет растоптать ее жизнь и ее честь так, что для нее, Катрин, все будет безвозвратно потеряно. И испанец готов заплатить за это самую высокую цену.

– Я должна остановить их, – она словно проснулась. – Ты поможешь мне?

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – спросил он.

– Я не знаю, – Катрин в отчаянии сцепила пальцы. – Но их надо остановить. Иначе они его убьют.

– Убьют, – кивнул Булгаков. – Но разве ты не этого хочешь?

– Нет, – отшатнулась она. – Я не хочу его смерти. Я хочу, чтобы он был наказан, но я не хочу его смерти!

– Что я могу сделать? – холодно спросил Сергей. – Чтобы остановить Мигеля, мне придется убить его – иначе он не уступит.

– Марать руки об этого подонка? – вспыхнула Катрин. – Еще не хватало!

– А чего ты хочешь? Ты хочешь спасти Рыкова – это я уже понял. Любой ценой, не так ли?

Катрин яростно затрясла головой:

– Нет! Не любой! Но я прошу тебя – не допусти самосуда!

Булгаков несколько мгновений пристально смотрел на нее, чуть сдвинув широкие темные брови. В его синих глазах горело отчаянное, лютое желание – понять, о чем она действительно думает, что происходит в ее мятущейся душе. Старые призраки вновь обступили его, сжимая кольцо так, что временами становилось трудно дышать…

– Ты снова забиваешь себе голову не тем, – Катрин устало опустилась на стул. – Сколько раз повторять…

– Можешь не повторять, – он помотал головой. – Хорошо…

– Что – хорошо?

– Я позвоню Виктору, – сказал Булгаков. – Такой вариант тебя устроит? Его арестуют, и будут судить. А потом посадят – надолго. Скорее всего – на всю жизнь. Ты согласна?

– Что значит – согласна ли я? – ужаснулась Катрин. – Ты хочешь сказать, я решаю – жить ему или умереть? А если я выберу ему жизнь – то гнить ему до конца дней в тюрьме…

– Не играй словами. – Булгаков резко поднялся. – Если Рыкова действительно поймали – то судьбу его сейчас будет кто-то решать – либо ты, либо Мигель – третьего не дано. Анна не при делах – она просто пешка.

– А ты? Все сейчас зависит от тебя. Ты можешь его спасти.

– Зачем мне его спасать? – его голос внезапно охрип. – Зачем мне спасать эту падаль?

А чего она ожидала? С чего она, наивная дурочка, решила, что он станет спасать своего бывшего друга? То, что Серж избегал упоминать имя Алены, вовсе не означало, что он забыл о ее мученической смерти и простил убийцу. Скорее всего, ему просто невыносимо больно вспоминать беззаветно любившую его юную девочку, без тараканов в голове и жестокого насилия в анамнезе[196].

– Назови мне хоть одну причину, почему я должен спасать его? – повторил Сергей. Он поднял ей голову за подбородок и заглянул в глаза. – Ну?

– Из милосердия, – еле слышно проговорила она. – Просто из милосердия…

– С какой стати, – холодно поинтересовался он. – По мне, пусть сгниет в тюрьме – там ему самое место. А ты чего ожидала от меня?

– Только не равнодушия, – по ее щекам лились слезы. – Я не знаю. Может, я надеялась, что ты не окажешься таким же жестоким, как он?

«Напрасно надеялась», – эти слова были готовы сорваться с его губ, но он сдержался. Он не позволит себе унизиться до ревнивой мести. Как она смеет смотреть на него с такой мольбой?

– Серж, – услышал он ее срывающийся шепот.

– Что для тебя важнее? – Булгаков понимал, что сейчас между ними происходит нечто, что решит всю их дальнейшую жизнь. – Будет ли жить он или что выберу лично я?

– Твой выбор – для меня все, – отозвалась она, и что-то страшное отлегло от его сердца. Она переложила всю ответственность на него – по праву жены. Если так, то и решение будет принимать он. И ей придется с ним смириться. Изволь, Катрин, ты сама этого хотела.

Булгаков достал телефон из кармана и набрал номер:

– Что ж, посмотрим, что скажет мне Мигель…

Он говорил с испанцем несколько минут, постепенно меняясь в лице, на его скулах начинали ходить желваки. Брови как сдвинулись, так и остались гневно нахмуренными. Наконец он швырнул телефон на стол.

– Сволочь, – ругнулся он.

– Что? – спросила Катрин, не сводя с него тревожных глаз. Впрочем, она не сводила с него взгляда все время его разговора с Мигелем. Разговором это было трудно назвать – Сергей всего лишь слушал то, что ему говорил испанец, время от времени вставляя «да» или «нет». И теперь она требовательно смотрела на мужа, а он тер ладонями лицо, словно желая стереть муторный осадок, который остался у него после этого разговора.