Когда мы слезли с трактора во дворе фермы, он мельком взглянул на меня:

– Кстати, помнится, ты хотела о чем-то поговорить со мной? О чем именно?

– Это подождет, – ответила я.

Дедушка все еще лежал в забытьи. Доктор приехал, провел с ним какое-то время, а потом, ближе к вечеру, уехал вновь на вызов. Вот нам телефонный номер… пусть мы непременно позвоним, если произойдут какие-либо перемены… но он всерьез опасается. Мисс Уинслоу, мисс Дермотт, он всерьез опасается…

Дедушка лежал на спине, опираясь на груду подушек. Дыхание вырывалось из его губ тяжело и с видимым усилием, порой протяжными, тихими стонами. Время от времени оно прерывалось, и сердце мое тревожно подпрыгивало и замирало в груди, а потом, когда это неверное дыхание возобновлялось, вновь начинало биться часто и неровно…

Я не отходила от него ни на шаг, придвинув кресло к изголовью кровати. Кон занял место с другой стороны. Весь день он то недвижно, как изваяние, сидел, устремив взор на лицо старика, то, в припадке непоседливости, рыскал по комнате – молча и бесшумно, как кошка. Я долго терпела, но потом, не выдержав, коротко попросила его выйти, если он не может ждать спокойно. Кон бросил на меня удивленный взгляд, сменившийся долгим оценивающим, а потом вышел, но уже через час вернулся и снова занял свое место по другую сторону постели старика. Пытливый, изучающий взор синих глаз снова и снова впивался в мое лицо. Мне было все равно. Я так устала, что любые переживания были бы сейчас для меня столь же невозможны, как бег для тяжелораненого. Бог знает что могло отражаться на моем лице. Я даже не пыталась ничего скрыть от Кона, и сейчас меня это уже не тревожило – не было сил тревожиться…

Так прошел день. Лиза, как всегда спокойная и расторопная, входила и выходила, помогая мне делать то, что нужно. Миссис Бейтс закончила работу, но вызвалась задержаться еще на некоторое время, каковое предложение было с радостью принято. Жюли не объявлялась. После визита врача Кон послал кого-то из работников на машине в Западный Вудберн, но тот по возвращении сообщил, что ни Жюли, ни Дональда там с самого утра не видели. Они приезжали вдвоем незадолго до ланча, чуть-чуть побродили в окрестностях, а потом снова укатили на машине Дональда. Никто не имел ни малейшего представления куда. Разве что в Ньюкасл…

– Форрест-холл! – осенило меня. – Вот куда! Прости, Кон, я совсем забыла. – Я в двух словах рассказала про гипотетический римский камень, который описывал Адам. – Попроси его сходить туда по тропинке над берегом – так быстрее, чем в объезд через ворота.

Однако и там посланец никого не нашел. Да, он проверил подвалы – в них вполне можно было попасть и у него даже сложилось впечатление, будто кто-то побывал там совсем недавно, возможно сегодня, но сейчас там никого не оказалось. Да, он везде посмотрел. И машина перед домом тоже не стояла – уж ее-то он бы не проглядел. Может, попытаться съездить в Уэст-лодж? Или в Низер-Шилдс?

– Легче позвонить, – ответил Кон.

Но и звонок не помог. В Уэст-лодже выразили крайнее сожаление, но мистер Форрест куда-то вышел, а когда вернется – не сказал. В Низер-Шилдсе тоже весьма сожалели – с легким оттенком сдержанного осуждения. Нет, Жюли сегодня не заглядывала. Да, спасибо, с Биллом все в порядке, очень грустно слышать про мистера Уинслоу, очень-очень жаль…

– Ладно, придется пока прекратить, – устало произнесла я. – Все равно толку никакого. Возможно, они обнаружили-таки в Форресте что-то интересное и все вместе отправились по такому поводу в Ньюкасл, а может, Жюли с Дональдом просто сами по себе куда-то поехали после поисков в Форрест-холле. Но ужин будет через час и к нему-то они, уж верно, приедут вовремя. Вряд ли после вчерашнего – неужели это было только вчера? – Жюли снова где-то задержится, не оповестив нас.

– Знаешь, у тебя по-настоящему встревоженный голос, – заметил Кон.

– Бог ты мой, неужели ты думаешь… – начала я, но умолкла, встретившись над кроватью дедушки с пристальным взглядом ослепительно-синих глаз, и только добавила коротко: – Как ни странно, но я и вправду тревожусь. Из-за Жюли. Она будет жалеть, что ее тут не было.

Зубы Кона сверкнули.

– Я же всегда говорил, ты хорошая девочка.

Я промолчала.

Около семи доктор снова заглянул ненадолго, а потом уехал. Медленно подступал вечер, низкое свинцовое небо предвещало грозу.

О Жюли все не было ни слуху ни духу, а дедушка все так же лежал, и в застывшем, маскоподобном лице его ничего не менялось, разве что ноздри побелели и сузились, а дыхание стало более поверхностным.

Вскоре после отъезда доктора Кон ушел к службам, и лишь тогда, оставив в комнате дедушки миссис Бейтс, я ненадолго спустилась вниз, где Лиза дала мне бульон и что-то поесть.

Потом я снова вернулась наверх и села на прежнее место в ожидании, не сводя глаз со старого лица и пытаясь ни о чем не думать.

А примерно через час вернулся Кон и уселся напротив, не сводя глаз с меня.

Миссис Бейтс ушла в восемь, а скоро начался дождь: сперва крупные тяжелые капли, разбрызгивающиеся по камням, а потом, вмиг – сплошная стена, настоящий грозовой ливень, хлещущий из небесных сосудов, струящийся по окнам густо, как студень. Комната вдруг озарилась молнией, одной, потом другой, загрохотал гром – длинные, ветвящиеся вспышки и барабанные раскаты. Летняя гроза – яростная, бурная и короткая.

Я подошла закрыть окна и задержалась там на несколько мгновений, вглядываясь в сияющую пластиковую завесу ливня. Подсобки во дворе и те было еле видно. В частых вспышках струи дождя казались отвесными стальными прутьями, а земля кругом пузырилась и наливалась потоками, низвергавшимися на землю так быстро, что канавы не в состоянии были вместить в себя весь этот потоп.

И по-прежнему от Жюли ни слуху ни духу. Теперь они уже не приедут – им придется где-нибудь укрыться и переждать грозу. А тем временем дедушка…

Я задернула тонкие ситцевые занавески и вернулась назад к кровати. Включила лампочку в изголовье и отвернула ее в сторону, чтобы не светила в лицо старику. Кон рассеянно глядел на дедушку, меж бровей у него пролегла глубокая морщина.

– Только послушай, что за чертовщина, – тихо пробормотал он. – Ну и грохочет. Мертвого разбудит.

Я только собиралась сказать: «Не волнуйся, его гром не потревожит», как Кон добавил:

– Теперь все на Хай-Риггсе поляжет. О косьбе можно забыть.

– Да, пожалуй, – холодно согласилась я, а потом резко выдохнула, забыв про все на свете: – Кон! Его это и впрямь разбудило!

Дедушка зашевелился, вздохнул, словно бы закряхтел и наконец открыл глаза. Казалось, довольно долго он не мог сфокусировать взгляд, а потом заговорил, не поворачивая головы, – невнятно, но все же слова разобрать было можно:

– Аннабель?

– Я здесь, дедушка.

Пауза.

– Аннабель.