стол, кресла и множество изделий бразильского племени мура. В пятницу, в одиннадцать часов утра за письменным столом сидел Мелвилл Барт, хозяин кабинета, а напротив него устроился грузный мужчина с сигарой в зубах – инспектор Кремер из убойного отдела, который прямо сейчас говорил:

– Я все понимаю и крайне признателен. Мне поручили это дело только вчера, и хотелось бы получить информацию из первых рук. Слухи – это всего лишь слухи, причем не важно где: на заднем дворе во Флэтбуше или на Уолл-стрит. По вашим словам, вечером того вторника вы с Кэрью достигли соглашения.

– Именно так. – Барт говорил с явной неохотой. – Переговоры прошли легче, чем я думал. Нет никакого секрета, что я попал впросак с «Вестерн кемикал». Об этом знали буквально все на Уолл-стрит. Кэрью был для меня единственным выходом, и он повел себя настолько порядочно, насколько я мог рассчитывать. Я все еще не расхлебал эту кашу. Теперь мне приходится иметь дело с Гаем Кэрью и треклятыми адвокатами. Что ж, я не вправе осуждать парня за то, что не решается отказаться от их советов. Он просто пока не разбирается, что к чему. Но если уж говорить о моих интересах, жаль, что тот, кто убил Вэла Кэрью, не подождал еще хотя бы сутки.

– Получается, ваше с ним соглашение не было оформлено в письменном виде?

– Такие вещи не принято оформлять в письменном виде.

– Значит, никаких меморандумов?

– Никаких.

Кремер вытащил изо рта сигару и наконец буркнул:

– Ладно. Вы деловой человек и хорошо знаете, сколько неудобств убийство причиняет человеку, которому не повезло оказаться в зоне поражения. Итак, ваши переговоры с Кэрью закончились вскоре после полуночи?

– Да, примерно в четверть первого.

– После чего вы сразу поднялись к себе и легли спать?

– Да. Нам с женой отвели одну комнату. Я сразу заснул. У меня крепкий сон. А поскольку мне хотелось уехать пораньше, я встал в семь тридцать и сразу принял душ. Я оделся и, собираясь спуститься к завтраку, ждал супругу, когда к нам в дверь постучался Гай Кэрью. Он принес нам печальное известие и сказал, что вызвал полицию. Но я ничего не слышал, ничего не видел и ничего не мог сообщить полиции по поводу убийства.

– А что конкретно сказал молодой Кэрью, когда постучался в дверь вашей комнаты?

Вся эта бесконечная череда мелких неудобств свалилась на голову мистера Барта в десять утра и к полудню еще не закончилась, поскольку инспектор Кремер вел себя подобно человеку, который тычет палкой в лягушку, толком не зная, куда она прыгнет. Разговаривая с Бартом, инспектор демонстрировал терпение и понимание, но одновременно упорство и дотошность. Он сжевал три сигары, снова и снова возвращался к тому или иному вопросу, а когда мистер Барт упрямился и раздражался, не обращал на это никакого внимания. Но вот наконец Кремер бросил в пепельницу третью сигару, встал, невнятно поблагодарил за сотрудничество и на этом отбыл.

Посидев пару минут, Барт нажал на кнопку звонка. Дверь тотчас же отворилась, и в кабинете появилась востроносая женщина с испытующим взглядом, остававшимся таковым даже тогда, когда он был обращен на работодателя.

– Ну что? – поинтересовалась она.

– Я ему не сказал, – покачал головой Барт. – Рейчел, за все двадцать лет вы ни разу не дали мне плохого совета… но я ему не сказал. И не то чтобы я не знал, как это можно использовать. Просто я оказался не способен вот так взять и сказать Гаю Кэрью, что когда мы с женой в тот день прибыли в Лаки-Хиллз, то видели, как он шел с теннисного корта в куртке с узором из красных нитей, о чем я могу сообщить, а могу и не сообщать полиции. Но способен ли я на такую подлость? Проклятье! Присаживайтесь.

В два часа дня инспектор Кремер стоял в дверях гробницы Цианины в поместье Лаки-Хиллз, некогда принадлежавшем Валентайну Кэрью, а теперь – его сыну Гаю Кэрью, и медленно обводил глазами величественный ансамбль. Инспектор явно не терял времени даром. И пока служебный лимузин мчался на север со скоростью 60 миль в час, Кремер прямо на заднем сиденье съел три приготовленных на обед сэндвича с сыром, запив их бутылкой пива. Инспектор осмотрел хозяйский дом, обращая особое внимание на расположение комнат, которые вечером шестого июля занимали гости и обитатели поместья, затем – все входы и выходы, после чего опросил на скорую руку дюжину слуг.

Инспектор повернулся к человеку, стоявшему справа от него – помощнику окружного прокурора, специально прибывшему из Уайт-Плейнса, чтобы передать ключи от гробницы.

– Вы все вернули на свои места?

– Да, причем с величайшей осторожностью. Ведь дом умершего находится под защитой закона. Все на месте, кроме ножа и палицы. Они у нас.

Кремер кивнул и повернулся к человеку, стоявшему слева от него. Это был старый индеец Вудро Вильсон, на сей раз щеголявший в безупречно чистой синей хлопчатобумажной рубашке с красным галстуком-бабочкой, в синем комбинезоне и белых парусиновых туфлях.

– Покажите, как лежало тело, когда вы его обнаружили, – попросил Кремер.

Индеец сделал восемь шагов от двери.

– Голова, – ткнув пальцем в пол, проронил он и, показав пальцем на вторую точку, расположенную под углом от первой, добавил: – Ноги.

– Вы трогали труп?

– Немного. Открыть ему один глаз.

– Глаз был открыт?

– Не открыт, нет. – Индеец пожал плечами. – Но и не закрыт.

– Вы перемещали тело?

– Нет.

– Каменные ступени и постамент находились в таком же положении, как сейчас?

– Нет. Отодвинуты назад футов на десять.

Инспектор снова огляделся по сторонам. Скиннер оказался прав. Зрелище было впечатляющим. Вошедшие оставили дверь открытой, иначе в гробнице стало бы слишком темно. Огромное помещение, в высоту почти такое же, как в ширину. Отверстия в восточной стене, через которые проникали или не проникали лучи утреннего солнца, позволявшие получить ответ мертвой Цианины на вопрос тогда еще живого супруга, сейчас смотрели в потолок, образовывая на нем темные круги. Остальные стены были сплошь увешаны тысячами различных предметов – больших и едва заметных, – вдоль стен стояли ряды вместительных шкафов-витрин.

– Предметы быта чероки, – неожиданно произнес индеец с гордостью в голосе.

Кремер поднялся по каменной лестнице, по привычке пересчитав ступени. Их оказалось двадцать восемь, по числу лунных суток, чего инспектор, естественно, не знал. Взобравшись на постамент, Кремер обнаружил, что если пригнуться, то можно заглянуть в одно из отверстий, ну а если медленно поворачивать голову, то и в соседние тоже. Пригнувшись, он коснулся головой края гроба, покоящегося на каменной плите. Инспектор чуть приподнял