На ужин, после банкета предыдущего дня, были куски полусырой свинины. От одного взгляда на мой у меня в желудке всё перевернулось, и я чуть не выкинул кусок в отхожую дыру. Хорошо, что не выкинул, потому что внутри попалась очередная записка от Перси, написанная тем же грамотным почерком: «Двинь высокий шкаф. Дверь. Может быть заперта. Уничтожь это. К твоим услугам, Персиваль».

Могло быть и лучше, но пришлось довольствоваться этим, к тому же сведения пригодились бы только в случае попадания в комнату чиновников. Мы могли бы справиться с гибкими палками, но только если бы как-то вырубили высокое напряжение, окружавшее наших пленителей. Допустим, нам это удалось.

Могли мы убить их, когда они и так уже мертвы?

4

Я с ужасом ждал завтрака на следующий день, зная, если Перси принесёт сосиски, второй раунд начнётся до того, как я придумаю, что делать с голубыми парнями. Но на завтрак были большие лепёшки, покрытые каким-то ягодным сиропом. Я поймал свою, съел, затем воспользовался кружкой с дыркой на дне, чтобы смыть сироп с рук. Йота смотрел на меня через решётку своей камеры и облизывал пальцы, дожидаясь, пока уйдёт Перси.

Когда тот ушёл, Йота сказал: «У нас ещё один день для тех, кому нужно зализать раны, но если это не случится завтра, то, вероятно, послезавтра. Не позже, чем через три дня».

Он был прав, и они все рассчитывали на меня. С их стороны было абсурдно всё ставить на веру в старшеклассника, но им был нужен чудотворец, и они избрали меня.

В голове я услышал голос тренера Харкнесса: «Упал и отжался двадцать раз, пустое ты место».

Поскольку у меня не было лучшей идеи, и я чувствовал себя пустым местом, этим я и занялся. Руки широко расставлены. Медленно опускаюсь, касаясь подбородком каменного пола, затем медленно поднимаюсь.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Стукс, свешиваясь через решётку и глядя на меня.

– Это успокаивает.

После того, как вы преодолеете первоначальную скованность (и предсказуемый протест тела против нагрузки), всегда приходит успокоение. Пока я опускался и поднимался, я вспоминал сон: Лия держит на коленях фиолетовый фен моей матери. Вера, что решение моей проблемы – нашей проблемы – лежит во сне, была без сомнения сказочной логикой, но я попал в сказочное место, так что почему бы нет?

Вот вам маленькое побочное отступление, которое вовсе не побочное – просто потерпите. Я прочитал «Дракулу» летом перед седьмым классом. Тоже по настоянию Дженни Шустер, которая незадолго до этого переехала с семьёй в Айову. Вообще-то я собирался прочитать «Франкенштейна» – взял его в библиотеке, – но она сказала, что это скука смертная, куча дерьмовой графомании в сочетании с кучей дерьмовой философии. «Дракула», сказала она, был в сотню раз лучше; крутейшая вампирская история из написанных.

Я не знаю, была ли она права насчёт этого – трудно воспринимать литературные рассуждения двенадцатилетней девочки слишком серьёзно, даже если она знаток ужасов, – но «Драк» был хорош. Тем не менее, когда все эти кровососы, колья, забитые в сердце, и рты мертвецов, набитые чесноком, практически выветрились у меня из головы, я вспомнил кое-что, сказанное Ван Хельсингом о смехе, который он назвал Королём Смехом. Он сказал, что Король Смех не стучит в дверь, а сразу врывается внутрь. Вы знаете, что это правда, если когда-нибудь видели что-то смешное и не могли удержаться от смеха, не только в тот момент, но и каждый раз, когда вспоминали. Я думаю, с настоящим вдохновением происходит то же самое. Нет никакой связи, на которую вы могли бы указать пальцем и сказать: «О, конечно, я думал об этом, и это привело меня вот к этому». Вдохновение не стучит в дверь.

Я сделал двадцать отжиманий, затем тридцать, и как раз в тот момент, когда собирался закончить, меня осенило. В какой-то момент идеи ещё не было, а в следующий – она появилась, причём полностью. Я встал и подошёл к решётке.

– Я знаю, что нам делать. Не уверен, сработает ли это, но ничего другого не остаётся.

– Говори, – сказал Йота, и я рассказал ему о фене моей матери, что он, конечно, не понял; там, откуда он родом, женщины с длинными волосами сушили их под солнцем. Впрочем, с остальным у него не возникло проблем. Как и у Стукса, который слушал в соседней камере.

– Передайте остальным, – сказал я. – Вы оба.

Стукс приложил ладонь ко лбу и поклонился. От этих поклонов мне всё ещё было не по себе, но если это сплачивало их, я готов был потерпеть, пока снова не стану обычным подростком. Вот только я не думал, что это произойдёт, даже если выживу. Некоторые изменения необратимы.

5

На следующее утро были сосиски.

Раздавая еду, Перси по обыкновению был молчалив, но в то утро ему было что сказать. Коротко: «Ееы, ееы». Что означало «ешь, ешь».

Остальным он дал по три штуки. Я получил четыре, и не только потому, что был Принцем Глубокой Малин. В каждую из сосисок была воткнута деревянная спичка с серной головкой. Я сунул две в один грязный носок, и две в другой. У меня была мысль, для чего они. Я надеялся, что не ошибался.

6

Последовало ещё одно мучительное ожидание. Наконец, дверь открылась. Появился Аарон с Леммилом – или как там его звали – и двое других ночных солдат. «На выход, малыши! – сказал Аарон, протягивая руки, чтобы открыть двери камер. – Хороший день для восьмерых, и плохой для остальных! Живей! Живей!»

Мы вышли из камер. Сегодня Хэтча не канючил, что болен; Стукс позаботился о нём, хотя лицо бедного Стукси уже никогда не будет прежним. Йота посмотрел на меня с полуулыбкой. Одно его веко дрогнуло, будто в подмигивании. Это придало мне немного мужества. А также осознание того, что сбежим мы или нет, Элден Летучий Убийца, Петра и его команда жополизов получат не то, что ожидают от «Честного».

Когда я проходил мимо Аарона, он задержал меня, уперев кончик своей гибкой палки в рваные остатки моей рубашки. Полупрозрачное лицо на его черепе улыбалось. «Ты думаешь, ты особенный, да? Неа. Остальные думают, ты особенный, да? Они убедятся в обратном».

– Предатель, – сказал я. – Ты предал всё, чему присягал.

Его улыбка пропала с