как этот щенок сдохнет в пламени. Да, так и поступлю. Он не слабак, как и его приближённые, так что до утра продержится — а после я сам ступлю в бой.

Не знаю сколь сильно им удастся ослабить тварь, но я на это и не особо рассчитываю. К этой битве я готовился очень долго. Желание расквитаться за прошлое поражение, что мне нанес младший братец теперь уже Восьмисполовинойхвостого ублюдка долго меня терзало. И пусть чакры у Лиса раза в два больше чем было у Обезьяны, но и я уже не тот что прежде. Теперь я готов. Знаю все сильные и слабые стороны своего врага, и что куда важнее — мои руки свободны, я вновь могу разгуляться на полную. Аха-ха-ха-ха-ха! Видят Боги мне этого не хватало! А в конце, когда я вырву из этой мрази всё мне причитающееся — то есть как минимум один хвост, Биджу снова будет запечатан.

Да, после выходки Мадары Узумаки действительно ответили на ниш призыв о помощи, при этом они не только усилили барьер вокруг Конохи, но и предоставили Хашираме и мне аж четыре Высших Запечатывающих Фуин, по две на каждого, подобные тем что была у мальца, но куда как совершеннее. И все что достались мне сейчас тут. Одна в руках у Дэйсьюка, а другая находится у моего клона, что скрывается в паре километров к югу. Так что, какой бы стороной не повернулась ко мне сегодня Судьба, Биджу снова окажется в клетке, война на Северо-Западном фронте завершиться, а я вновь набью брюхо на радость Хидеки и его коновалам. И всё это не потеряв ни одного бойца.

Мой взгляд в очередной раз зацепился за половинчатый обрубок одного из хвостов Лиса, а рот против воли наполнился вязкой слюной, но объявлять о своём присутствии на этом празднике жизни было ещё рано. Пусть шиноби Камня сполна наиграться с этой зверушкой, я подожду, всё же, как мне сказал один монах, лет семьдесят назад, перед тем как я снёс ему голову за то что пытался подсыпать мне яда в вино — Терпение — величайшая добродетель.

Глава 39

Ужасающая боль сковала всё его тело, пронзила каждую клеточку его естества и пренебрежительным взмахом разорвала сердце на части. Ива — его творение, его дом… пылал. Некогда величественные строения и башни, чьи шпили устремлялись к небесам, скрытые за стенами сады, извилистые, укрытые в тени гор тропы и лучащиеся жизнью площади, всё это было безжалостно изничтожено, предано огню и обращено в пепел. И всё что он — Первый Цучикаге мог сделать, так это лишь смотреть… до конца, не смея отвести взгляд.

Ишикава чувствовал как из его левого глаза текли слёзы, правого же просто не было, Лис сумел достать его — один удар, и тот нанесённый вскользь, и вот вся его правая половина тела не более чем подгорелый обрубок, а сам он теперь лишь калека. Кожа была сожжена дотла, мясо обуглилось, а кости почернели, глаз же просто вытек от ужасающего жара и теперь на его месте зияет тёмный провал пустой глазницы.

Это конец. Данная мысль била набатом в голове израненного шиноби. Он и все кто погиб рядом с ним сделали всё что было в их силах — выиграли время, чуть меньше суток, да бы остальные смогли сбежать, укрыться в тайных убежищах, запрятанных среди гор и там, если повезёт, переждать весь этот ужас.

Одна из исполинских башен Ивы, уцелевшая посреди творящегося хаоса лишь чудом, протяжно и тоскливо заскрипела, медленно заваливаясь на бок, а после, с громогласным грохотом, пала на землю, прямиком в объятия пламени.

Из последних сил Ишикава приподнял израненное тело над землёй и выглянул из-за своего укрытия — крохотной щели меж древних скал. В лицо ему тут же ударил сухой, пропитанный жаром воздух, а единственный уцелевший глаз обожгло болью.

Всё вокруг, насколько хватало взгляда, было охвачено огнём. Это зрелище невозможно было описать словами. Преисподняя… Яма… так они выглядят? Океан огня, яростно пожирающий всё и вся вокруг, а посреди безумной стихии — громада Девятихвостого Демона. Как это произошло? Как он это допустил? Как⁈

Крохотная на фоне творящегося безумия фигура мужчины, чьи волосы лишь пару лет назад отметила седина, замерла неподвижным изваянием, пока непомерная громада Биджу остервенело кромсала и разрушало то немногое, что ещё уцелело с момента начала этой бойни.

Ишикава плакал, он рыдал как маленький ребёнок, осознавая сколь ничтожно и жалко выглядит со стороны, но какое сейчас это имело значение? Все те кто доверился ему, кто шёл за ним след в след, кто верил в него… верил в то что он сможет их защитить, сейчас мертвы — распались пеплом в жестоких и яростных объятиях огня, сгинули под завалами или тихо скончались от гари и удушья.

Ишикава плакал, а перед его взором проносились лица всех тех, кого он не смог спасти… кто погиб по его вине.

Он ещё долго мог бы предаваться скорби, но внезапно Первый Цучикаге замер, словно статуя, осознав что в этой каменном мешке он больше не один. Медленно, на пределе своих сил, он отвернулся от огненного моря, в которое обратилась вся земля на многие километры вокруг и увидел… увидел… Его.

Кагуя стоял позади — такой же каким он предстал перед ними день назад. Даже его кимоно всё ещё сияло белизной, несмотря на то что воздух вокруг них стал чёрным от сажи и жирного пепла, что взбесившиеся потоки воздуха, поднимали ввысь, а после вновь сбрасывали на землю, лишь для того чтобы всё повторилось вновь.

— Пришёл… кха-кхеее… — прохрипел Ишикава сплёвывая вязку, чёрную слюну, в пересмешку с кровью на каменный пол его последней обители, — Посмотреть… кха-хааа-кха… на меня? Увидеть… хаа… кхаа… сколь я жалок? Сколь унижен и… хааах… разбит?

— Нет.

Демон ответил спокойно, уверенно, почти равнодушно, но…

— Тогда… кхе-кхаа… кха-хаа-хаа…

Он вновь заговорил. Каждое слово отдавалось болью в истерзанном горячим воздухом и пеплом горле и лёгких, но он говорил, потому что знал — если он замолчит, если хоть на мгновение замолкнет, своевольный слёзы, подгоняемые его болью и тоской вновь начнут литься по щекам, а этого он допустить не мог… не мог! Не перед Ним!

— Тогда… ты здесь…кха… что бы… добить меня?

— Нет, — и вновь спокойствие и уверенность, столь неуместные посреди разверзшегося Ада.

— Тогда… кхаа… хах… — прошептал Цучикаге, — Есть лишь одна… кха… причина твоего… появления. Пришёл… насладиться… хааах-кхее… моим отчаянием? Посмеется над моей… болью? Ублюдок! Кха-кхаа… хеехх-кха… будь ты… проклят!!! Кхе-кха… будь ты… проклят…

— И снова ты