Кроме издания бюллетеней и листовок для китайского, корейского и монгольского населения, которых только за первые четыре дня военных действий было распространено 9 млн экземпляров, советские органы пропаганды выпускали газеты, в том числе «Китайский вестник», «Корейскую газету» (Политуправление Приморского военного округа) и «Голос народа» (в городе Дальний). К ноябрю 1945 г. на территории Маньчжурии издавалось 18 газет, журнал и 2 ежедневных бюллетеня общим тиражом более 500 тыс. экземпляров. Местные общества советско-китайской дружбы издавали брошюры и книги о Советском Союзе и Красной армии. Политуправления Забайкальско-Амурского военного округа за время пребывания на территории Маньчжурии распространили 55 млн экземпляров различных изданий[2162].

Особой целевой группой для советской пропаганды стало японское население Южного Сахалина и Курильских островов. В декабре 1945 г. из 370 тыс. человек населения Южного Сахалина японцы составляли 358,5 тыс., корейцы — 23,5 тыс. человек. При этом если корейцы «требовали отправить их в Корею», то японцы были «внешне лояльны… но многие всячески избегали работы, или работали крайне плохо», поэтому «требовалась большая [политическая] работа среди них». В феврале 1946 г. на Южном Сахалине были введены советские законы, была образована Южно-Сахалинская область (включала также Курильские острова), в июле 1946 г. главный город региона (Тоёхара) был переименован в Южно-Сахалинск. К этому моменту население области составляло 376 тыс. человек (не считая военных), из них только 71 тыс. человек были советскими гражданами. Таким образом, в регионе осталось 305 тыс. подданных Японии. Для них издавалась газета «Новая жизнь», которая «пользовалась большим успехом», на японском языке ежедневно велось двухчасовое радиовещание, проводились сотни лекций и докладов на 25 разных тем, было издано 8 брошюр общим тиражом 76 тыс. экземпляров («Что такое советская власть», «Дружба народов СССР», «Советская Конституция — самая демократическая в мире», «Источники силы и могущества СССР»), а также листовки и лозунги. Для японского населения проводились киносеансы, и в газете «Новая жизнь» было опубликовано либретто 30 советских кинофильмов. При областном отделе культпросветучреждений постоянно работали хозрасчетные концертные бригады — пять японских и одна корейская[2163]. Советские органы власти старались учитывать религиозные нужды японского населения Южно-Сахалинской области. Буддийские священнослужители были освобождены от всех мобилизационных работ, обеспечивались продовольствием, буддийские храмы получили «неприкосновенный» статус[2164].

Советская пропаганда дала плоды — японцы хорошо работали, в том числе принимали участие в соцсоревнованиях, подавали заявления о принятии в советское гражданство, посещали первомайские демонстрации, где выступали с речами[2165], с большим интересом смотрели советские кинофильмы. В Южно-Сахалинской области проводилась работа по пересмотру учебников и программ для японских школ, переподготовке японских учителей. Однако к 1949 г. почти все японское население репатриировалось с Сахалина и Курильских остров в Японию. Южно-Сахалинская область была заселена советскими переселенцами, активно прибывавшими из разных регионов СССР[2166].

Еще одной специфической группой, с которой работали советские пропагандисты, были японские военнопленные. В целом отношение к ним было гуманным, условия их пребывания в лагерях — сносными[2167], а отношения с местным населением — теплыми[2168]. Активная кампания по идеологической обработке пленных японцев началась в 1946 г. через использование СМИ, создание «антифашистских комитетов» и «демократических кружков». Методы пропаганды включали в себя «световые газеты» (писались тушью на кинопленке), концертные бригады, антифашистские конференции[2169]. Хотя активных демократов и антикоммунистов среди японцев было мало (2–3 %)[2170], отмечались успехи советской идеологической обработки, так как японцы оказались восприимчивы к коммунистическим идеям. В мае 1946 г. военнопленные, находившиеся в Семеновском лагере (Приморский край), обратились ко всем военнопленным японским солдатам и офицерам, находящимся в Советском Союзе, и к японскому народу с призывом «организованно требовать создания нового демократического правительства с включением всех демократических элементов, а также предания военному суду всех военных преступников, в том числе и императора, как основного виновника возникновения этой войны»[2171]. По возвращении в Японию многие бывшие пленные отказывались сотрудничать с американской оккупационной администрацией[2172]. Например, по прибытии в японский порт Майдзуру 30 июня 1949 г. они запели «Интернационал» и выкрикивали коммунистические лозунги[2173].

Отдельным вопросом является пропаганда в отношении русского населения Маньчжурии в 1945 г. Советские власти знали, что во время японской оккупации Маньчжурии белоэмигрантская колония «работала рука об руку со злейшими врагами Советского Союза»: «Японский захватчик вступил в Харбин [в 1931 г.] к большой радости белоэмигрантской колонии. Нигде больше они не встретили такого приема. В соборах были отслужены благодарственные молебны». Белогвардейцы, по мнению советских властей, были «верной опорой японцев»[2174].