Борис Ройтман подождал час, потом второй.

Воронье чертило круги у него над головой, зоилы хлопали крыльями. И – странное дело – глядя на суету колумнистов, Борис успокоился. И когда, совершив очередной круг над его головой, колумнист присел рядом и спросил: «Вы, Борис, разочаровались в либеральной доктрине? Что-то не видно вас на площадях», – Борис ответил ему исключительно спокойно:

– Вы правы, я стал больше времени проводить с семьей.

Он захотел позвонить бывшей жене, стал придумывать, что ей скажет. Много есть хороших слов. А что толку?

«Либеральная демократия», «национальный социализм» – суть диалектические единства, перпетуум-мобиле мироздания, а вершиной неслиянных нераздельностей является – открытое общество, построенное из обществ закрытых.

Корпорации, встроенные в открытое общество, были сами по себе закрытыми обществами, однако их закрытость обеспечивала жизнедеятельность общества открытого. Как может быть, что открытое общество состоит из многих закрытых обществ, этого никто не объяснял; принимали как обязательное условие. Людям внушали, что они имеют право знать все про своих правителей – кто на ком женат, где отдыхает и т. п., но про корпорации никто ничего не знал. Очень часто никто не знал ни имен собственников, ни членов совета директоров, ни размеров прибыли, ни сфер деятельности закрытых структур. В прогрессивном мире создалась особенная конструкция: либерально-демократическое государство с гражданскими правами и свободами, с выборами и многопартийной системой – состоит из сотен закрытых корпоративных обществ, совершенно не либеральных и абсолютно не демократических. Никакой многопартийности внутри «Газпрома», «Дойче банка», «Бритиш петролеум» существовать в принципе не могло. Но именно интересы «Бритиш петролеум» (недемократической организации) и интересы «Газпрома» (нелиберальной структуры) руководили свободолюбивым миром. Конструкция корпорации была насквозь тоталитарной, со строгой дициплиной и системой подчинения, с неравномерным распределением прибыли и льгот. Но члены тоталитарной корпорации в то же самое время являлись гражданами демократического общества, и в качестве граждан они выражали свои права.

Скажем, гражданин мог протестовать против войны в Афганистане, которую вело его правительство, но как член корпорации он не мог протестовать против того, чтобы снабжать армию боевыми машинами и наживаться на войне.

Способность человека выражать гражданские чувства зависит от его жизненых сил, а его жизненные силы зависят от членства в тоталитарной организации. Таким образом, корпоративная модель оказалась движущей силой того, что носило название открытого общества.

В отношении государства демократическая риторика сохранялась, и населению внушали, что обладание этой риторикой делает их свободными. Они даже иногда организовывали демонстрации против правительства. Правда, никто не предлагал людям восстать против интерсов «Бритиш петролеум». Попробуй гражданин учинить бунт против начальства своей корпорации – его немедленно уволят: но против правительства страны – роптать разрешали.

И свободолюбивые граждане молились на тоталитарные корпорации и на богачей – все боялись одного: а вдруг благостная осень демократии закончится, вдруг настанет зима демократии – вдруг станут закрываться корпорации, богачи начнут беднеть? Свободолюбивые граждане понимали: если такое горе случится с корпоративной демократией, будет война; их пошлют воевать за интересы корпораций. Их тогда пошлют не на игрушечные демонстрации, а ввергнут в жестокое и тотальное убийство.

Возможно осуществить план тотального смертоубийства или это пустая фантазия сатрапов – сказать затруднительно. В памятный день, когда президент лязгнул зубом и тени сгустились над банком Ефрема Балабоса, причиной лязганья была отнюдь не алчность лидера, но состояние Вооруженных Сил России, в частности, истребителей МиГ-29, грозной силы Российской Армии. Неожиданно выяснилось, что у восьмидесяти процентов самолетов, принятых на вооружение, отваливается хвост. Данную информацию президенту передали на утреннем брифинге, и суть информации не сразу дошла до лидера нации.

– Хвост отваливается?

– Да, вашество, хвостовое оперение не прошло проверки.

– Что значит – не прошло проверки?

– Коррозия металла. Когда машина находится в эксплуатации, хвостовое оперение не выдерживает нагрузки.

– И что происходит?

– Когда самолет взлетает, у самолета отваливается хвост.

– Как это понять?

– Два самолета упали, пилоты погибли.

– Почему?

– Хвост отвалился, вашество. У самолета. Хвост. – И генерал-майор авиации Бобрусов, позитивный полный мужчина, показал движениями рук, как происходит взлет и как отваливается хвост у машины. Из трехсот сверхмощных истребителей четвертого поколения МиГ-29, принятых на вооружение в девяностые годы, забраковали больше половины, а остальные допустили к полетам при условии периодического контроля. – В стратегических разработках упор делаем на СУ-27, – сказал генерал-майор, смягчая неприятную новость. Не катастрофа, конечно, – еще и СУ-27 имеются, и МиГ-35 на подходе, не трагедия. И все же неприятно: обороноспособность страны пострадала; нетрудно вообразить реакцию тирана Джугашвили, если бы генерал-майор авиации доложил ему о такой потраве. Президент страны некоторое время смотрел перед собой, сжав губы. Нет, не диверсия, не саботаж, что-то еще. Но что же? Тот, кого западные газеты и оппозиция сравнивали с жестокосердным Иосифом Виссарионовичем, не имел оперативного решения по поводу коррозии хвостового оперения истребительной авиации. Это вам не шарашки организовывать из узников ГУЛАГа, не Илюшина с Яковлевым жучить, не конструктора Королева распекать – мы не в рабской стране живем, господа. Бюджет расползался как взбесившееся тесто – проложить один километр дороги стоило теперь 35 миллионов евро, а дороги в России перекладывали каждый третий год. А тут еще эти МиГи. Если вдуматься, сколько истребителей мы закопали в землю, вся оборонная авиация похоронена под непрочным слоем дорогого асфальта. Какой уж тут Сталин, господа, какие Микоян и Гуревич.

– Надо с Кессоновым побеседовать, – принял решение президент. И впрямь, в любом вопросе существует профессиональное знание, корпоративная ответственность; не исключено, что целевой ремонт хвостового оперения даст возможность реализовать продукцию. – Где только истребители не требуются; в Эфиопской войне, помнится, МиГ-27 применяли…

– И в Югославском конфликте, – напомнил генерал Бобрусов, не уточнив, что силы НАТО сбили одиннадцать МиГов, не потеряв при этом ни единой машины.

– Кессонову разобраться. По возможности – продать. – Государственное решение найдено, но настроение испортилось. Вот такой факт – коррозия хвостового оперения истребителя – это общая боль, у каждого гражданина должно щемить сердце. Но подхватит данный факт какой-нибудь щелкопер из либеральной прессы, и начнут газеты мусолить подробности, полоскать грязное белье Генштаба. Примутся считать квадратные метры генеральских дач, станут искать мифические дворцы президента, выковыривать подробности из биографий. Вместо того чтобы болеть за страну, переживать ее беды как свои, зоилы станут зубоскалить: мол, у России хвост отвалился. Одно утешало: либеральной оппозиции было наплевать на состояние Вооруженных Сил тоталитарной державы – лучшие либеральные умы в эти дни заняты подготовкой праздника в Лондоне, в финансовой столице пройдет благотворительный маскарад. Не заметят, стороной пройдет; попляшут, частушки споют, а когда вернутся – кто про эти истребители вспомнит? И упругой военной походкой лидер нации отправился на встречу с банкиром Балабосом – ни единой свободной минуты в графике.