class="p1">После царь пригласил господаря Молдавии с митрополитом и боярами в свой лагерь. Выстроил в чистом поле войско, с одной стороны — драгун, с другой — пушки. Были сделаны выстрелы изо всех пятидесяти двух орудий, затем грянули из ружей драгуны. Только не все вместе, а один за другим, так что грохот стоял непреывный, словно единый удар грома, как напишут позднее летописцы в своих хрониках. Потом состоялся обильный пир. За столами сидели царь с Дмитрием Кантемиром и генералы, и бригадиры, и капитаны, и молдавские бояре. И пили за здравие друг друга, и угощались, и веселились.

В эти дни князя Кантемира было не узнать. Прибытие русских войск и самого царя словно пробудили его от оцепенения. В душе князя воскресли надежды на осуществление мечтаний, которые он лелеял долгие годы. Он неустанно хлопотал о наборе в войско и его снабжении. Посылал надежных людей в цинуты для закупки хлеба и скота. Добивался, чтобы записанным в хоругви правильно выплачивали жалованье. Хотя некоторая часть бояр его оставила, а другие уклонились от службы, господарь был уверен, что его старания увенчаются успехом.

Пока Кантемир рассказывал об обычаях оттоманского двора, Петр расхаживал по комнате, ритмично отбивая шаг на крашеных досках пола. Изредка царь с любопытством взирал на говорившего, словно сообщения князя казались ему преувеличением или шуткой.

Внезапно Петр остановился перед окном, ставни которого были полуприкрыты, чтобы солнце не слишком било в комнату.

— Это что еще? — спросил он, показывая во двор.

В большие ворота двора местного бана въезжал возок, влекомый тремя взмыленными лошадьми. Возница не успел натянуть поводья, из дверцы выскочил высокий боярин в сером кунтуше и круглой шапке с пером.

— Кто таков? — спросил Петр.

— Из Мунтянской земли, от Константина Бранкована. Боярин Фома Кантакузин.

Петр быстро двинулся к двери, украшенной деревянными резными гирляндами цветов, толкнул ее ладонью и приказал прапорщику, дежурившему в прихожей, пригласить к ним мунтянского боярина.

Вместе с приехавшим в комнату вошли гурьбой сановники и генералы царя, с ними — гетман Некулче. Московские советники, по заведенному правилу, не стали ждать приглашения, но сами торопливо расселись на стульях и диванах. Ион Некулче, став одесную своего господина, остался стоять. Стало тихо, все взоры обратились к мунтянскому послу.

Фома Кантакузин, видный собою боярин с высоким узким лбом, густыми бровями и карими глазами, учтиво склонился перед русским царем и молдавским господарем. Сказал, обращаясь к Петру:

— Ваше величество, я — беглец. Оставил свою страну и государя, у коего ныне в опале. Явился к вашему величеству просить милости и поддержки.

— Где теперь Бранкован, клятвенно обещавший мне, что будет меня ждать? — холодно спросил Петр.

— Бранкован обретается в своей столице, во дворце, великий государь. Он и сыны его, и бояре.

— И не двинется, дабы подать мне помощь войсками и провизией, как обещал в своих письмах?

Боярин вздохнул.

— Не двинется, ваше величество. Ибо может строить только козни. Бранкован получил триста кошелей золота, посланных ему вашим величеством, но ни войска не собирает, ни припасов не готовит. Не покупает ни хлеба, ни скотины, ни другого, что для войны требуется. На совете в диване сказал нам, что будет оставаться на месте и посмотрит, как развернутся дела. И если побеждать будут турки — не тронется, как и надумал, ни в какую сторону. А если разобьет войско вашего величества осман, — переметнется со всей страной к кесарю...

Фома Кантакузин вынул из-за пазухи цветастый платок и медленно вытер мокрый лоб.

— С чем же прибыла твоя милость? — спросил Петр.

— Вызнав тайные помыслы Бранкована-воеводы, я с дядьями моими Константином Кантакузином, стольником, Михаем спафарием, а также с другими боярами сговорился оставить его и поклониться вашему царскому величеству. Посему прибыл — известить ваше величество, что вся земля наша с великой радостью соединилась бы с державой вашего величества. Если ваше величество дали бы нам войско, мы двинулись бы на Браилу. Прошла бы весть, что Браила нами взята, — тогда сбежались бы к нам все бояре Мунтении, с людьми ратными да припасами, а Бранкован остался бы один. Еще сообщить должен, что восемнадцать тысяч сербов стоят на краю Боснии, а Бранкован не дозволяет им пройти к вашему величеству. А ударим мы по нему — они соединятся с нами и будут биться с турком.

Мало-помалу черты Петра Алексеевича прояснились.

— Как быть, господа генералы? — обратился он к собравшимся. — Дадим сему честному боярину и воину войско, дабы подступил с ним к Браиле? Что советует союзник наш и брат? — повернулся царь к Кантемиру.

Царских советников вопрос не застал врасплох. Это давно стало правилом: перед принятием важного решения царь непременно требовал, чтобы его соратники высказали свои суждения. Борис Шереметев, человек лет шестидесяти, тоже счел вопрос вполне естественным. На долгом пути воина, дипломата и полководца ему приходилось встречать немало сложных положений. Закаленного в битвах, его не могли сбить с толку нежданные плоды коварства. Старому генералу было ясно, что в руках царя Фома Кантакузин может стать удобным орудием для достижения многих полезных целей. Шереметев барабанил пальцами по камзолу с серебряными пуговицами, еле заметно кивая головой. Это значило, что он согласен с государем. Савва Рагузинский, негоциант и министр, мало что понимавший делах воинских, подпер висок кулаком и казался погруженным глубокое раздумье. Задумались и остальные. Тогда возвысил голос Кантемир:

— Мой совет — дать Фоме войско, ваше величество. Фома Кантакузин и его дядья — мужи разумные и предусмотрительные. Они сумеют и войско мунтянское на нашу сторону перетянуть, и бояр, и сербам помогут с нами соединиться, и провиант для нас соберут.

Кантакузин благодарно улыбнулся господарю. Петр внимательно выслушал и снова остановил взор на своих генералах и советниках. Медгорский, Вейде и Алларт молчали, держа свои мысли при себе. Только молодой Михаил Голицын нетерпеливо переводил взгляд царя на князя, выжидая, когда ему дозволят сказать слово. Голицын не упускал случая проявить свои способности полководца. Поскольку прочие безмолвствовали, он отважился:

— Великий государь! Разделение армии может оказаться опасным. Ибо мы не знаем, где теперь турки, а где татары со шведом, каково их число, когда мы с ними встретимся. Мы плохо знаем здешние места. Войско устало и голодно, многие идут сюда от самой Риги. Немало ослабевших осталось