Когда шестую руку спарили и зачали, и очередь действовать вернулась к Крейну, он натянуто улыбнулся и перевернул карты лицом вниз.

– Я пас, – сказал он.

Сигаретный дым слоями плавал под панелями потолка. Ни Крейн, ни Леон не принимали больше участия в этом кону.

Теперь Крейн мог играть только ради денег и, конечно, помнить о том, что нельзя покупать «руку» у Леона.

И дважды ему пришлось с беспомощной тоской смотреть, как Леон, став «родителем» выигравшей «руки», уравнивал банк и проигрывал «Присвоение». Каждый раз рослый смуглый мужчина, улыбаясь из-под повязки, проводил пальцами по стопке карт и не переставал улыбаться, даже не находя примятой двойки – вероятно, он решил, что кто-то из игроков выпрямил ее – вынимал меньшую карту даже без шулерства.

– Вы за эту «руку» берете деньги, – каждый раз говорил Леон своему партнеру, который восторженно запихивал в карманы огромный банк. – Я купил ее. Я присвоил ее.

Обоих игроков, похоже, озадачило это ритуальное заявление, но они согласились с ним. Ни один из них, кажется, не обратил внимания на то, что Леон был глубоко удовлетворен.

Когда заря уже окрасила небо над зубчатой цепью гор, плавучий дом вновь коснулся причала, и двенадцать гостей, моргая и глубоко вдыхая все еще прохладный воздух, выбрались на причал. «Аминокислотники» крепили швартовы.

Теперь, когда все стали в некотором роде собратьями-ветеранами продолжительной ночной игры, кто-то попытался завести разговор с Крейном, стоявшим у перил, но он уже глубоко задумался о том, как лучше будет сложить колоду к следующей игре, и непрошеные собеседники отправились искать кого-нибудь более общительного.

Несколько человек решили взять номера в «Лейквью-лодж», а Крейну удалось отправиться в город с Ньютом в его «Кадиллаке»; с ними поехал еще один из игроков, но он сразу уснул на заднем сиденье, и поездка прошла в почти полном молчании.

Открыв ключом дверь, Крейн вошел в прохладный благодаря кондиционеру гостиничный номер. Дверь в смежную комнату была открыта, и там на одной из кроватей полулежала Диана, положив голову на подушку, застеленную выцветшим желтым детским одеяльцем.

– Ты уже проснулась, – спросил он, – или еще не ложилась?

– Проснулась, – ответила она. – Все вырубились после раннего обеда, и утро для нас началось в четыре ночи.

Крейн снял парик и швырнул его на кресло.

– Где народ?

– Пошли через дорогу, в «Цезарс», изучать спортивные ставки для лечения рака. – Она встала и потянулась, и Крейн, хоть и изнемог за минувшие сутки, не мог оторвать взгляда от ее ног в обтягивающих джинсах и грудей, вздымавших материю белой рубашки.

– Тебе не удалось провернуть свою затею, да?

– Не удалось. – Крейн стряхнул с ног туфли на каблуках и поплелся босиком в ванну. – Один тип купил не ту «руку», – продолжал он, повысив голос, – и теперь мне нужно подобрать еще тринадцать «рук» к следующей ночи и позаботиться о том, чтобы на этот раз все сложилось правильно. – Он намылил и сполоснул лицо, но на полотенце остались следы светло-коричневого макияжа. – Как, черт возьми, вы смываете эту пакость?

Он услышал, как Диана захихикала, а потом она оказалась в ванной рядом с ним.

– С помощью кольдкрема. Вот. – Она откупорила пластмассовый флакон и принялась массировать его лицо прохладной студенистой мазью. Он закрыл глаза и через несколько секунд положил ладони ей на талию, словно опираясь. Она не отдернулась, не сказала ни слова, ее пальцы продолжали поглаживать его лицо. – Тебе нужно будет побриться, – сказала она и, взяв полотенце, протерла его лоб, нос и подбородок. Ты должен быть похож на… как же ее звали?.. Розу Клебб из «Из России с любовью» – самую старую и уродливую шлюху в мире.

– Именно это мне было необходимо сейчас услышать, – ответил он, кивнув.

Его руки все так же лежали на ее талии, и он, неторопливо наклонившись, поцеловал ее в губы. Ее губы открылись ему навстречу, и, прежде чем она отступила, он почувствовал на языке свежий привкус мятной зубной пасты.

– Прости меня, – сказал он, опуская дрожащие руки. – Мне не следовало…

Она взяла его левую ладонь обеими руками и поспешно перебила его:

– Заткнись. Вчера все мы побывали в сознании друг друга, и я знаю, что ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я… люблю тебя. Но тут есть кровать, а на двери есть цепочка, и мы, конечно же, не ограничимся поцелуем, правда?

Он уныло улыбнулся ей.

– Ко-онечно же, мы ограничимся. Доверься мне.

– В субботу, – сказала она, – когда со всем этим будет покончено, и если мы победим – мы поженимся. В одной из этих нелепых часовен, разбросанных по городу. Тебе стоило бы послушать истории, которые Нарди рассказывает о людях, которых подвозила туда. – Неожиданно она вскинула на него пронизывающий взгляд. – Господи! Если ты захочешь на мне жениться.

Он пожал ее пальцы.

– Ты ведь заглянула ко мне в душу. Сама знаешь, что хочу. – Он был охвачен свинцовой усталостью, но в то же время возбужден и смущен. Высвободив руку, он повернулся к Диане спиной: – Ты не расстегнешь?

Послышался звук расстегиваемой молнии.

– И пока никаких вольностей.

Он снова повернулся к ней лицом.

– Я буду вести себя прилично. Знаешь, а ведь очень здорово, что мы хотим пожениться. Сомневаюсь, что наша победа будет настоящей, если мы этого не сделаем.

– Король и Королева должны состоять в браке, – согласилась Диана, – и иметь детей. – Она погладила его по голове. – Ты ведь не красился «греческой формулой», да?

– Нет. У меня больше нет седины. – Он поцеловал ее в лоб. – А у тебя исчез шрам. Благословение от старых, убитых Короля и Королевы. Интересно, насколько мы помолодеем?

Она подмигнула.

– Надеюсь, останемся половозрелыми. Мойся и ложись спать, – крикнула она из комнаты. – Когда тебя разбудить?

Разбудить, подумал он. Никогда.

– Давай в два.

– Ладно.

Он услышал, как закрылась дверь смежной комнаты и с мыслями, волнуемыми радостью и страхом, он начал раздеваться, и это сейчас представлялось ему нелегкой работой.

В просторном холле было полутемно. Мавранос протянул руку и погладил правую грудь Клеопатры.

Деревянное раскрашенное женское изваяние было носовой фигурой большой покачивавшейся под действием механизма галеры, на которой помещалась эстрада «Барки Клеопатры» – одного из баров «Сизарс пэлас».

– Вот что, – сказал он с усталой улыбкой, обращаясь к Диане и Дин, – пойдите-ка вы, девочки, и просадите по паре фишек. А мне нужно возместить недостаток пива в организме, так что я побуду здесь с Клео.

Диана взяла Нарди под локоть, и они отправились по устланному ковром широкому коридору к игровой зоне. Между ними болталась сумка Дианы, раздутая из-за того, что там лежало сложенное старое детское одеяло.