Наивные люди в захваченных странах – а таких находилось немало – ждали от победителей великодушия. Ничего подобного не произошло. В течение этих лет все самые отвратительные черты и фирмы «Крупп», и нацистской Германии расцвели пышным цветом. Их практические дела характеризовались зверской жестокостью, воспоминание о которой еще живо в странах, где побывал вермахт. Подобно скифским воинам, которые за столетия до Христа пили кровь поверженных врагов и использовали их черепа как бокалы для вина, немцы в 1939–1945 годах не знали умиротворения от своего триумфа. Они хвалились тем, что приходят «как завоеватели, а не как освободители». Позднее они начнут ссылаться на «безумную политику Гитлера», но в то время они ее безумной не считали. И если его поведение временами ставило под вопрос его вменяемость, то же самое можно было сказать и о выполнявших его приказы. Те, кто, подобно Альфриду, давали полную волю своим пиратским наклонностям, грабили, пока не удовлетворяли своей алчности.

Но алчность Альфрида была ненасытна. С каждым годом войны он все более неприкрыто пускал в ход грубую силу. Сначала он прибегал к маскировке. В сентябре 1940 года он заключил секретное соглашение с немецким генеральным консулом в Белграде Нейгаузеном. Семь месяцев спустя вермахт вторгся в Югославию, и эта договоренность принесла плоды – все акции югославской горно-рудной компании «Хромассео» были отняты у ее собственника Моисея Ассео и поделены поровну между Круппом и Герингом, а военным администратором был назначен молодой крупповский управляющий. (Геринг настаивал на символической компенсации в 400 тысяч динаров, а его партнер не мог понять, почему он так «подчеркнуто требовал платы за извлечение выгоды из еврейской собственности».) В записке совету директоров Крупп с гордостью отмечает, что «еще никто не эксплуатировал столь интенсивно югославскую хромовую руду». По крайней мере, в Белграде хотя бы формально была соблюдена законность. Альфрид, правда, и это считал лишним. В последующие два года он снял бархатные перчатки. После Пёрл-Харбора Крупп основал общество с ограниченной ответственностью «Крупп-Брюссель» для демонтирования бельгийских заводов и перевозки их оборудования в Рур. 11 июня 1942 года, отмечая, что судовладелец в Голландии противится передаче собственности, Крупп заключает: «Господин Вортельбоор – голландец. Он откровенно не заинтересован в содействии развития германского военного флота… Доктор Кноблох проинформирует военно-морское ведомство о нашем взгляде на вещи и предложит оказать некоторое давление на Вортельбоора».

Под маской Имперского объединения по железу и Имперского угольного объединения Альфрид захватил вольфрамовые рудники «Монбелло» на севере Франции – «без предупреждения», как позже заявил судья в Нюрнберге, «и без ордера на реквизицию». Это произошло в августе 1942 года. К тому времени спектакли «купли» и «аренды» заводов в оккупированных странах уже прекратились. В своем приговоре Нюрнбергский трибунал отмечал: «Мы пришли к заключению, на основании достоверных свидетельских показаний, что начиная с 1942 года и далее в Нидерландах совершались противозаконные акты присвоения и грабежа как непосредственно фирмой «Крупп», так и ею же через подставных лиц, и что, в частности, с сентября 1944 года до весны 1945 года определенные промышленные предприятия в Нидерландах использовались самым бесцеремонным образом для военных целей Германии без учета интересов местной экономики, с преднамеренным расчетом и ради проведения определенной политики». Даже по мнению своих соотечественников, крупповцы иногда заходили слишком далеко. В декабре 1944 года они явились в голландский город Дордрехт, чтобы конфисковать имущество фирмы «Липс». Два представителя немецких оккупационных властей, прибывшие на место в самый разгар акции, назвали крупповских служащих «разбойниками».

* * *

Голландия была нейтральной страной, на которую Гитлер напал главным образом потому, что она, с ее дамбами и ветряными мельницами, лежала на пути вермахта во Францию. С Россией дело обстояло совсем иначе; по нацистским представлениям, план «Барбаросса», как обозначил фюрер войну на Востоке, представлял собой «крестовый поход» против зла. «Когда начнется «Барбаросса», – заявил Гитлер своим генералам утром 3 февраля 1941 года, – мир затаит дыхание и не найдет слов». И действительно, даже сейчас для этого трудно найти слова. Размах преступления, полная неразборчивость в средствах его вдохновителей и преднамеренность всего совершавшегося были и остаются единственными в своем роде. Еще в январе 1941 года торговый атташе американского посольства в Берлине узнал о «Барбароссе» и о планах экономической эксплуатации Советского Союза после победы. Планы эти были подробными и устрашающими, так как в начале марта фюрер объявил, что «война против России будет войной, которую нельзя вести рыцарскими методами. Это борьба разных идеологий и рас, а потому должна быть совершенно безжалостной и непреклонно суровой. Россия не подписывала Гаагскую конвенцию и, следовательно, не подпадает под ее положения». В дальнейшем Гитлер решил, что конвенция не распространяется ни на кого из врагов рейха, но все же война на Западе никогда не достигала той свирепости, какая отличала ее на Восточном фронте, потому что нигде больше зверства не чинились столь продуманно и организованно. Грабеж входил в общий стратегический план. Вся советская промышленность, богатства недр и так далее были объявлены «собственностью, служащей целям национальной экономики», и кустарный дележ добычи, которым занимались Альфрид и три его друга в тот майский день в Дюссельдорфе, сменился официальным распределением первоочередности.

В промышленности приоритет принадлежал Круппу. Из всех заманчивых объектов на карте России наиболее соблазнительной была огромная, колоссально богатая Украина, «самый драгоценный из всех золотых фазанов», как называл ее Заукель, главный уполномоченный по использованию рабочей силы в Германии. Украина была житницей Сталина, а благодаря запасам угля и железа и металлургическим заводам – и его Руром. После победы, заверял промышленников Германии в мае 1941 года Розенберг, ее 40 миллионов жителей станут подданными «самостоятельного государства, союзного с Германией», – короче говоря, колонией. Украинская промышленность поступала под опеку Восточной горно-металлургической компании, главой административного совета которой стал Альфрид. Благодаря этой ключевой позиции и большой удаче он был, вероятно, единственным человеком в Европе, который мог нажиться на плане «Барбаросса».

Удача отвернулась от красного руководства Украины. Дивизии фельдмаршала Вальтера фон Браухича прорвались через фронт, протяженностью в две тысячи миль, 22 июня 1941 года, чуть ли не день в день, как в прошлом веке войска Наполеона перешли через Неман, чтобы двинуться на Москву. Сталинские маршалы, записал начальник Генерального штаба в своем дневнике, «были тактически застигнуты врасплох по всему фронту». 8 июля один из подчиненных Гитлера закончил изучение самых последних разведданных и объявил, что война «практически» выиграна. Никто не возражал. Казалось, что на юге красным придется оставить позиции. В тот самый день советский генерал Иван Федюнинский вывел свои войска к коростеньской укрепленной линии обороны в украинской степи, у прежних западных границ России. Еще через пять недель генерала вызвали в Москву, и линия обороны распалась.