– Что с тобой такое, a ghràidh? Вот уже три дня ты не подпускаешь меня к себе!

– У меня кровь, и поэтому…

– А… Могла бы сказать раньше, – ворчливо отозвался он.

Я отвела глаза, однако боковым зрением продолжала наблюдать за супругом. Вид у него был весьма мрачный.

– У нас есть что-нибудь пожевать? Что-то я проголодался, – сказал он, не ожидая ответа.

Лиам встал и вышел из спальни. Я легла и смахнула со щеки слезу. Я понимала, что нельзя больше скрывать от него мое состояние, тем более что я могла в любой момент лишиться малыша. Если это случится, Лиам очень сильно разозлится, что я ничего ему не сказала.

Он вернулся довольно скоро с ломтем хлеба и куском холодного вареного мяса, сел в кресло, закинул ноги на изножье кровати и стал есть, то и дело поглядывая на меня. Проглотив последний кусок, он потянулся и закинул руки за голову.

– Кейтлин, по-моему, мы договорились, что не станем врать друг другу и не будем ничего друг от друга скрывать. Или ты забыла? Я – твой порт, твой якорь, твое плечо. Кстати, ты ведь сама этого хотела…

Я посмотрела на него округлившимися от удивления глазами. Мое сердце забилось быстрее.

– Да, конечно, я помню, – пробормотала я растерянно.

– Вот и прекрасно! И если что-то тебя встревожит, ты, конечно, мне сразу расскажешь! Да или нет?

– Да…

– Хорошо. Тогда говори, что тебя гложет. Ты сама не своя с того самого дня, как мы вернулись в Карнох. Это из-за меня? Ты злишься на меня за то, что я грубо взял тебя той ночью в гостинице? Я признаю, я перегнул палку, но мне показалось даже, что тебе понравилось…

– Это не из-за тебя, – оборвала я супруга.

– А из-за чего тогда? Ты не подпускаешь меня к себе, не хочешь ни поцелуев, ни объятий… A ghràidh, мне кажется, ты почему-то на меня сердишься, и это разрывает мне сердце!

– Ты тут ни при чем, Лиам, – сказала я, опуская глаза. – Это… Это из-за ребенка.

Мне показалось, будто с моих плеч свалился тяжелый груз. Лиам же какое-то время сидел неподвижно с каменным лицом, а потом, как если бы мои слова наконец добрались до его мозга, затуманенного парами виски, переменился в лице. Теперь вид у него был ошарашенный.

– Из-за ребенка? – хрипло повторил он. – Ты хочешь сказать… Ты беременна?

– Да. И я боюсь его потерять! Лиам, Кэмпбелл ударил меня в живот, и с того дня у меня понемногу идет кровь…

Я расплакалась. Лиам смотрел на меня, открыв рот, и не мог вымолвить ни слова. Однако он нашел в себе силы подойти ко мне и обнять меня.

– Почему ты раньше мне не сказала? – спросил он, когда я немного успокоилась.

– Боялась, что тогда ты не возьмешь меня с собой!

– И ты была права! A ghràidh mo chridhe, ты не должна была скрывать от меня свою беременность!

– Я знаю, – всхлипнула я.

Он усадил меня к себе на колени, и я уткнулась лбом ему в плечо.

– Ты только что вернулся из Франции и снова собирался уехать. Я не смогла… И, сказать по правде, мне было слишком страшно остаться тут без тебя.

Лиам нежно поцеловал меня в лоб и положил руку мне на живот.

– Малыш… Наш…

Он не закончил фразу и так переменился в лице, что я невольно вздрогнула.

– Как давно ты беременна? – спросил он каким-то необычным, отстраненным тоном.

– Около двух месяцев.

– Два месяца… – пробормотал Лиам задумчиво. – Если я не разучился считать, Кейтлин, два месяца назад ты как раз была в поместье Даннингов. Я прав?

Едва я догадалась, куда он клонит, как пришел мой черед злиться.

– Ты хочешь сказать, что это не твой ребенок, Лиам Макдональд? – вскричала я, задетая за живое.

– Ты думаешь, что мне непозволительно иметь некоторые сомнения на этот счет?

Лиам дышал учащенно, и я чувствовала, как он напряжен. Мне не хотелось бередить его душу тяжелыми воспоминаниями, однако выбора не было – я знала, что нужно сразу расставить все по местам.

– Уинстон не прикасался ко мне, когда я была в его поместье, Лиам! И я уже в то время была беременна. Как раз тогда у меня должны были быть месячные, но они так и не наступили. Тогда я решила, что это из-за волнений и голода, и думать о них забыла. Ты был в Толбуте, и это – единственное, что меня тогда занимало.

Лиам чуть расслабился, потом зарылся лицом в мои волосы.

– Прости меня, a ghràidh. Стоило мне представить, что… и мне стало страшно. О Кейтлин! Я так тебя люблю!

Он погладил меня по еще плоскому животу, закрыл глаза и вздохнул. В уголках его глаз блеснули слезы.

– Но ты рад, скажи?

– Да, конечно, – ответил он. – Когда Колл умер, я подумал, что у меня больше никогда не будет детей.

– Я знаю, что ребенок, который родится, никогда не сможет его заменить…

Сердце мое сжалось от тоски, и я замолчала. Лиам никогда не рассказывал мне о своем сыне, а я не осмеливалась его расспрашивать. Я знала, каково это – потерять одного из родителей, но это, как говорится, более естественно, чем потерять собственного ребенка… Плоть от своей плоти, кровь от своей крови… Я понимала, насколько это тяжело и невыносимо больно. Пускай даже я знала, что Стивен жив, отныне мне предстояло думать о нем так, как если бы он умер.

Устроив голову у меня на груди, Лиам утонул в собственных воспоминаниях.

– Я хочу, чтобы наш ребенок был похож на тебя, – тихо сказал он.

– Он будет похож на нас обоих, Лиам!

– Колл был вылитый я, только волосы у него были светлые, как у Анны. Он был любопытным и непоседливым и просто-таки лучился радостью жизни. И очень любил ходить со мной на охоту. Я даже смастерил для него лук подходящего размера. Ему было всего четыре, когда он научился из него стрелять, и очень метко! В нем жила душа воина… Он обожал слушать старинные легенды. Я рассказывал ему те, что знал, по десять, нет, по сто раз, и ему никогда не надоедало слушать! Иногда я подумывал даже, что пора сочинить что-то из головы, – так, для разнообразия. Его любимая легенда – про Маккумала, того самого, что построил Дорогу Великана.

– И о чем говорится в легенде?

Он посмотрел на меня и лукаво усмехнулся.

– Хочешь послушать?

– Хочу. Тем более что тебе пора вспоминать, как это – рассказывать детям легенды… Как получилось, что ты так долго скрывал от меня свой талант schialachdan[121], mo rùin?

– Ладно уж, слушай! Было это полторы тысячи лет назад. Финну Маккумалу, которого иные называли еще Фингал, поручили охрану легендарного ирландского короля Кормака Макарта. Отец Финна, Кумал, был главой воинов-фианна и погиб от руки своего боевого товарища. Финна вырастили вдали от любопытных глаз, в уединенной ирландской долине. Однажды друид по имени Финегас, который был одним из наставников мальчика и жил на берегу реки Бойн, поймал Лосося Мудрости и поручил юному Финну его зажарить. Поджаривая рыбу, мальчик ожегся, сунул палец в рот – вот так и вышло, что мудрость рыбы перешла к нему. Он стал доблестным воином и главой воинства-фианна. А потом наследовал своему отцу. И вот однажды Финн, который был знатным охотником, пощадил красивую олениху, попавшуюся ему на пути. Олениха последовала за ним к его дому, и как-то ночью, проснувшись, Финн увидел возле своей кровати женщину несравненной красоты. То была Садб. Колдун превратил ее в олениху и обрек жить в звериной шкуре. И только если какой-нибудь смертный ее по-настоящему полюбит, могла она обрести свое людское обличье.