Демокрит пишет: «Природе сообразно, чтобы лучший повелевал худшим». И Аристотель («Политика», кн. VII, гл. XIV) говорит, что худшее предназначено служить лучшему как в царстве природы, так и в искусственных образованиях.

2. Отсюда следует, что, по крайней мере, преступник не должен быть наказан одинаково виновным преступником. С этим связано речение Христа: «Кто из вас без греха (то есть без подобного же), пусть первый бросит камень» (Евангелие от Иоанна, VIII, 7). Это сказано потому, что в том веке нравы иудеев были крайне испорчены, так что даже те, кто хотел казаться самым святым, пребывали в прелюбодеяниях и прочих мерзостях, как видно из Послания апостола Павла к римлянам (II, 22). То же самое, что сказано Христом, сказано и у апостола: «Почему, будучи каждый не свободен от вины, о человек, осуждаешь другого; ибо за то, за что осуждаешь другого, осуждаешь себя самого, так как делаешь то же, за что другого осуждаешь». Сюда подходит следующее место у Сенеки: «Не может иметь никакого веса мнение, когда осуждает тот, кто сам заслужил осуждения». И в другом месте: «Пусть нам внушат большую скромность обращения к самим себе, если спросим себя, не совершили ли и мы сами чего-либо подобного»[851]. Амвросий в «Апологии Давида» пишет: «Каждый, кто намеревается судить о другом, пусть сначала судит себя самого и пусть не осудит за меньшие погрешности другого, когда сам совершил более тяжкие».

IV. О том, что добиваться наказания и людей следует иначе, чем и Бога, и по какой, причине

1. Другой вопрос возникает о цели, поставленной наказанию; ибо приведенные до сих пор соображения свидетельствуют лишь о том, что преступникам не причиняется несправедливости, если их подвергают наказаниям. Однако же отсюда еще не следует, что их должно наказывать безусловно; да это и не верно: ведь многим преступникам многое прощают и Бог, и люди; даже их за то сплошь и рядом восхваляют. Известно изречение Платона («Законы», кн. IX и XI): «Не за преступление налагается наказание». И в другом месте: «Не за совершение преступления налагается наказание, ибо раз содеянное не может стать несодеянным, но в пример на будущее». Сенека («О милосердии», кн. I, гл. 16) передает это таким образом: «Никто не проявляет благоразумия, карая за совершенные преступления, но делает это с тем, чтобы предупредить совершение преступлений, так как ведь вернуть прошедшего невозможно; на будущее же время возможно воспретить». Он же в другом месте: «Не станем же вредить человеку за то, что он совершил преступление, но позаботимся, дабы он не совершал их в будущем; и наказание никогда не относится к прошедшему, но к будущему; ибо ведь оно состоит в проявлении не гнева, а предусмотрительности». У Фукидида Диодот о митилеянах, обращаясь с речью к афинянам, говорит: «Даже если я объявлю их совершившими тягчайшее преступление, тем не менее не сочту их заслужившими смерти, поскольку в этом нет пользы».

2. В вопросе о наказании людей верно следующее: человек настолько связан кровным родством с другим, что не должен ему вредить иначе как ради достижения какого-нибудь блага[852]. Иное дело Бог, на которого Платон напрасно распространяет упомянутые изречения («Горгий»). Ибо ведь деяния Бога могут опираться на самое право верховного господства, в особенности когда дело касается личных заслуг людей, если даже они не ставят себе никакой цели вне их. В этом смысле некоторые евреи толкуют изречения Соломона, относящиеся к данному предмету: «Каждую вещь Бог творит ради ее самой, даже злого человека – ради злого дня». Стало быть, даже когда наказывает нечестивого, Он поступает так не иначе как для того, чтобы наказать его (Моисей Маймонид, «Руководитель сомневающихся», кн. III, гл. 13; равв. Иммануил, «На Притчи», XVI, 4).

И если мы последуем более общепринятому толкованию, то дело сведется к тому же, так как говорится, что Бог сотворил все ради Самого Себя, то есть по праву Своей верховной свободы и совершенства, ничего не добиваясь и не имея в виду, кроме Себя; сам же Бог именуется «Самородным», потому что Он не рождается от иного. Несомненно, что наказания некоторых весьма заблудших налагаются Богом не ради чего-нибудь иного, как свидетельствует Священное Писание, где говорится, что Он радуется их бедствиям, глумится и насмехается (Второзаконие, XXVIII, 63; Исайя, I, 24; Притчи, I, 26). Мало того, и Страшный суд, после которого нельзя уже ожидать никакого исправления, и даже некоторые наказания в этой жизни, например за закоренелое упорство, подтверждают справедливость наших возражений Платону.

3. А когда человек карает другого человека, равного ему «по природе, то он должен поставить себе какую-нибудь цель. Это и есть то самое, о чем говорят схоластики, а именно – что душе наказывающего нельзя успокаиваться по причинении какого-либо зла отмщением (Фома Аквинский, II, II, вопр. 108; Сильвестр, на слово «Vindicta»). И до них Платон в диалоге «Горгий» говорил о тех, кто карает кого-либо смертью, изгнанием или пеней, что они «не стремятся к этому непосредственно», но действуют «ради какого-нибудь блага». Сенека пишет, что мы отмщаем «не потому, что отмщение сладостно, но потому, что оно целесообразно» («О гневе», кн. II, гл. 32). Также[853] Аристотель в главе тринадцатой книги седьмой «Политики» утверждает, что одно бывает достойно само по себе, другое – в силу некоторой необходимости, и в пример последнего приводит наложение наказаний.

V. В каком смысле отмщение по природе не дозволено?

1. У автора комедии сказано:

Врага печаль целебна потерпевшему.

И у Цицерона указывается, что наказание смягчает скорбь. У Плутарха приведены слова Симонида: «Сладостно и целительно отмщение в качестве лекарства для как бы болящего духа», что, между прочим, согласуется с природой, общей человеку с дикими животными[854]. Ибо гнев свойственен как диким животным, так и человеку, что правильно отмечает Евстратий, говоря о «горячности крови вокруг сердца вследствие стремления воздать за причиненное страдание»[855]. Это стремление настолько само по себе лишено разума, что нередко направляется на то, что не причинило вреда, как, например, нанесение обиды потомству животного; или же на предметы неодушевленные[856], как реакция собаки на брошенный в нее камень.

Но такое стремление, взятое само по себе, не подходит разумной природе[857], которой свойственно повелевать чувствами, а следовательно, оно не присуще и праву естественному, потому что последнее есть предписание природы разумной и общежительной. Разум же предписывает человеку не предпринимать ничего, что может вредить другому человеку, если только такой вред не приводит к какой-либо благой цели. В одном только страдании врага, взятом самом по себе, нет никакого блага, кроме ложного и воображаемого, как в чрезмерных богатствах и многих вещах подобного