Паки благодаря фактору неожиданности со стороны русской армии, битва шла с небольшим перевесом на сторону русских. Сражение сопровождалось сильнейшей канонадой с обеих сторон. Многие турецкие орудия оказались сбиты меткими выстрелами русских орудий. Отряды Племянникова и Олица, приблизившись к неприятельским окопам, уже готовились штурмовать их, но внезапно огромные полчища янычар, около десяти тысяч коих скрывались в лощине, пролегавшей поперек окопов, выскочили оттуда и кинулись на каре Племянникова, ворвавшись в средину его, заставив некоторые русские полки, спасаясь, бежать в каре Олица. Турки, предвкушая победу, дико вопили, размахивая своими кривыми саблями направо и налево. Наблюдавший с высокого холма всю картину сражения, генерал-аншеф Румянцев, чуть повернувшись к находившемуся при нем герцогу Брауншвейгскому, спокойно сказал: «Теперь наша очередь», и поскакал к бегущим войскам Племянникова. Румянцев, врезавшись в сечь, со словами «Ребята, стой!» удержал бегущих солдат, кои, увидев своего главнокомандующего, остановились. Боясь его гибели, они окружили его и, собравшись в кулак, продолжили бой. Одновременно по янычарам открыла огонь артиллерия генерал-майора Петра Мелиссино.

Присутствие героя, обожаемого войсками, придало сражению новую силу. Каре Племянникова сомкнуло свои ряды. Гренадерский полк под предводительством бригадира Озерова отразил фанатичные атаки янычар. Богатырские штыковые удары русских солдат, поголовно кричавших «да здравствует Екатерина!», опрокинули густые турецкие ряды. Напрасны оказались все последовавшие усилия турок остановить русскую армию. Неприятельские войска, поражаемые картечью и русской конницей под начальством генерал-поручика, графа Салтыкова и генерал-майора князя Долгорукого, принуждены были укрыться в окопах. Главные русские силы атаковали неприятельский лагерь с фронта, между тем, генерал-поручик Николай Репнин, обойдя его в тыл, громил турок огнем своей артиллерии. Мусульманские полчища, дрогнув, в ужасе обратились в бегство, оставив победителям в добычу свой лагерь со всей артиллерией и множеством запасов. Попытки Иваззаде Халил-паши и Мустафы-паши остановить бегущих при помощи увещеваний и угроз не увенчались успехом. Сам же Верховный Визирь ускакал в крепость Измаил. Однако не долго он там сидел: после той победы Румянцев шел по пятам неприятеля и в течение короткого времени занял Измаил, Килию, Аккерман, Браилов и Исакчу. Своими победами он оттянул главные силы турок от Бендерской крепости, кою уже два месяца осаждал генерал-аншеф Петр Иванович Панин, который взял ее, наконец, штурмом ночью, в середине сентября. Известие о сей победе императрица приняла весьма сухо, понеже взята крепость была слишком дорогой ценой – гибелью шести тысяч солдат, и сам город оказался обращен в развалины.

Генерал-аншеф Петр Румянцев был щедро вознагражден своей императрицей. Она была не просто счастлива. Щедрость ее не знала границ, и в знак восхищения победителем Екатерина наградила Петра Румянцева, такожде как и Алексея Орлова, орденом Святого Георгия первой степени, шпагой, усыпанной бриллиантами, и званием генерал-фельдмаршала с добавочной фамилией – Задунайский.

Румянцев, получив Георгия первой степени, стал первым из россиян, кто получил сей орден. Сам король Фридрих Второй пришел в восхищение от побед русского полководца и поздравил его с оными в своем послании.

Сии две победы воодушевили Екатерину и всю Россию. Благодаря гению Петра Александровича Румянцева и его новой тактике ведения боя прекратилась долгая полоса военных неудач России и началась победная история русского военного искусства.

* * *

Генерал-майор Потемкин не упускал случая отличиться на поле боя, о чем сообщал в своих рапортах главнокомандующий первой армии князь Голицын, а зимой следующего года – главнокомандующий второй армией граф Румянцев. В январе Потемкин, теперь прикомандированный к корпусу генерала Штофельна, участвовал в стычках, отражая вылазки Абдул-паши; в феврале, не щадя себя, участвовал в захвате Журжи, где кавалерия совершила несколько дерзких атак, разбила двенадцатитысячный отряд врага, захватила две пушки и несколько знамен. В конце зимы в Совете был зачитан рапорт Румянцева, где он писал о подвигах генерал-майора Потемкина, который «сам просился у меня отправить его в корпус генерал-поручика фон Штофельна, где самым делом и при первых случаях отличил уже себя в храбрости и искусстве». Румянцев рекомендовал представить Потемкина к награде, и тот получил первый орден – Святой Анны.

Сие стало токмо началом военной карьеры Потемкина. Получив очередной репорт главнокомандующего о том, что в битве при Ларге, когда семьдесят две тысячи турок и татар оставили свои укрепления и бежали, Потемкин, прикомандированный к корпусу князя Николая Репнина, атаковал укрепления крымского хана, сумев выстроить солдат в особливое каре и овладеть ретраншементом татар, императрица не замедлила с наградой для него. Получив орден Георгия третьей степени, Григорий Потемкин послал императрице благодарственное письмо. И продолжил не щадить себя.

Вестимо, он страшно тосковал по предмету своей любви. Война войной, подвиги подвигами, карьера карьерой, награды наградами, но ради чего и кого? Ему смертельно хотелось видеть ее глаза и все, что внутри ее взгляда. С прекращением военных действий, в конце осени семидесятого года, он положил воспользоваться успехами русского оружия и, естественно, своими маленькими победами. Отпросившись у фельдмаршала Румянцева, он направился в Петербург. Главнокомандующий, несомненно, восхищался умом и воинскими доблестями Потемкина, но был рад отправить его подальше: уж слишком сей воин, покровительствуемый императрицей, всюду успевал. Впрочем, отправляя его в столицу, он вручил ему письма для императрицы и графа Григория Орлова, поручив ему за время отпуска поспособствовать защите своих и армейских интересов.

Словом, Потемкин вернулся в Петербург с репутацией героя и хвалебной рекомендацией Румянцева.

Императрица, пребывавшая в восторге от славных побед, дала ему аудиенцию. Увидев, устремленный на него теплый взгляд императрицы, Потемкин кинулся ей в ноги, облобызал протянутую руку.

– Полноте, господин генерал-майор. Прошу вас, встаньте, – просила она, приподнимая его за руку.

Потемкин встал. Пред императрицей громоздился глыбой паче возмужавший, обветрившийся, посуровевший ее рыцарь. Императрица почувствовала себя против него каким-то маленьким существом. Она даже отошла от него, села в кресло, жестом пригласив расположиться напротив. Пока он усаживался, Екатерина оглядывала его, и на губах ее играла улыбка, а глаза приглушенно сияли. Принятый от Потемкина пакет Румянцева она распечатала, пробежала глазами.

– О-о-о! Послушайте, генерал-майор, что о вас пишет в письме ваш главнокомандующий!

Она зачитала ему две строчки:

– «Он сам искал от доброй своей воли везде употребиться. Он в состоянии подать объяснение относительно до нашего положения и обстоятельств сего края».

Потемкин хмыкнул и, обнажив крепкие зубы, улыбнулся.

– Да, я в состоянии подать объяснения любые, каковые вам бы пожелалось, Ваше Величество.

Екатерина отложила письмо.