Дни текли незаметно, наполненные радостью и семейнойидиллией. Обычно, когда Клейтон уединялся в своем просторном кабинете, Уитнитоже усаживалась где-нибудь в углу, подсчитывала домашние расходы, составляламеню или просто читала, изредка бросая украдкой восхищенные взгляды на мужа,занятого корреспонденцией и деловыми отчетами. Время от времени Клейтонподнимал голову и искал ее глазами, словно желая убедиться, что жена рядом, иулыбался или заговорщически подмигивал, прежде чем снова погрузиться в бумаги.

Поначалу Уитни не была уверена, что ее присутствие будетприятно Клейтону. Это был его собственный мир. Здесь он вел деловые разговоры,отдавал распоряжения агентам и управляющим. Он любил эту работу, хотя вовсе небыл обязан заниматься ею. Стивен как-то сказал ей, что за последние пять летКлейтон почти удвоил и без того огромное состояние Уэстморлендов. Он распоряжалсякапиталом Стивена и — о чудо из чудес! — даже ее отца.

Уитни любила слушать, как муж беседует с поверенными иделовыми людьми. И хотя его тон был властным, он всегда оставался спокойным ивыдержанным, а замечания делал конкретные и логичные. Глядя на это неотразимокрасивое лицо, она испытывала прилив гордости и чувствовала себя при этомжеланной и любимой. Единственной и дорогой его сердцу.

Каждый раз, когда она отправлялась в город или в театр сЭмили, ей не хватало звуков голоса Клейтона, его смеющихся глаз и чарующейулыбки.

Ночи же превращались в настоящий праздник любви. Иногда ондвигался медленно, неторопливо, как в брачную ночь, в другие минуты дразнил ее,намеренно искушал, соблазнял, заставляя точно сказать, чего она хочет, иногда жебрал быстро, почти грубо. И Уитни так и не смогла решить для себя, что ейнравится больше.

Сначала ее немного пугала неистовая, кипучая страсть,которую она была способна возбудить в Клейтоне всего лишь поцелуем,прикосновением, интимной лаской, но прошло совсем немного времени, прежде чемона начала бесстыдно наслаждаться его дерзк6й, откровенной любовью. Уитнипринадлежала ему телом, душой и сердцем.

Пять месяцев спустя оказалось, что она забеременела.

Теперь по ночам, когда Клейтон спал в ее объятиях, Уитнилежала без сна, взволнованная и почему-то угнетенная. У нее была трехнедельнаязадержка, и все же по какой-то непонятной причине она оттягивала разговор смужем. Тереза Дю Билль на свадьбе призналась Уитни, что беременность дает ейпрекрасный повод отдохнуть от любовных притязаний мужа. В отличие отприятельницы Уитни не могла того же сказать о себе. С другой стороны, она немогла рисковать здоровьем младенца, если именно этим грозят их порывы страсти.В довершение всех волнений Клейтон ни разу не упомянул о желании иметь детей,хотя, по мнению Уитни, каждый мужчина хочет иметь наследников титула исостояния.

Вскоре Уитни стала неважно себя чувствовать по утрам и частозасыпать днем. Сомнений не осталось, однако она по-прежнему хранила молчание.

Как-то раз Уитни направилась наверх, чтобы переодеться и,как обычно, пуститься вместе с мужем по полям и лугам головокружительнымгалопом. Однако Клейтон остановил жену на лестнице.

— Хан немного припадает на правую ногу, — с необычнойнежностью прошептал он. — Может, лучше просто погуляем сегодня, малышка?

Уитни вовсе не заметила, что Хан захромал, и, кроме того, вконюшнях стояли десятки великолепных лошадей, но она и не подумала возражать идаже почувствовала легкое облегчение — они обычно мчались с такой скоростью,что ее дрожь пробирала при мысли о нечаянном падении.

Начиная со следующей ночи, ласки Клейтона приобрелисовершенно новый оттенок, ставший с тех пор неизменным. Он возбуждал Уитни,пока она не теряла рассудок от желания поскорее принадлежать ему, и потомвходил в нее мучительно медленно, проникая глубоко и так же неспешноотстраняясь. Это невыносимо усиливало желание, задерживая мгновение сладостногоблаженства, Уитни почему-то казалось, что подобные любовные ласки не могутповредить ребенку.

На следующей неделе она наконец немного успокоилась, обреласамообладание и сказала себе, что делает глупость за глупостью. Прежде всего ейне терпелось сообщить мужу новости. Стоит еще немного помедлить, и ее телостанет неоспоримым доказательством будущего отцовства Клейтона. Поэтому Уитниотправилась в Лондон и купила в лавке шесть крохотных распашонок, а вернувшись,заперлась в своей спальне и занялась вышиванием.

Прошло немало времени, прежде чем Уитни позвала Мэри иКлариссу оценить результаты своей работы.

— Удивительно, не правда ли? — вздохнула она. — Мне удалосьовладеть греческим и латынью, но этим… ничего не получается!

Мэри и Кларисса, привилегированные служанки, не боявшиесявысказывать собственное мнение, при одном взгляде на вышивание веселопереглянулись и залились в приступе неудержимого хохота.

Лишь на следующий вечер, к ужину, Уитни наконец удаласькривоватая буква «У», вышитая синей ниткой на воротничке невероятно маленькойраспашонки.

— Придется довольствоваться хотя бы этим, Кларисса, —покачала она головой.

— Когда вы собираетесь признаться его светлости, что ждетеребенка? — спросила горничная со слезами радости на глазах.

— Я немного не это хотела сказать ему, — засмеялась Уитни,погладив Клариссу по морщинистой щеке. — Собственно говоря, я… я и слова непророню — пусть вот это все скажет за меня, — объявила она, поднимаяраспашонку.

— Думаю, сегодняшний вечер — самое подходящее время, —согласилась Кларисса.

И Уитни с веселой заговорщической улыбкой спрятала рубашечкув ящик бюро рядом с письменными принадлежностями и поспешила спуститься кужину.

Она подождала, пока Клейтон допьет портвейн и они усядутся вбело-золотом салоне. Притворяясь полностью поглощенной романом, Уитнивздохнула:

— Не могу понять, почему я так устаю в последнее время.

Она не подняла глаз и поэтому не видела, с какой гордостью инежностью смотрит на нее Клейтон.

— Неужели не можешь, родная? — осторожно спросил он.

Знает ли Уитни, что беременна? Клейтон не был уверен в этом.Что, если она боится родов?

Он решил как можно дольше не волновать жену.

— Нет… — задумчиво протянула Уитни. — Но я хотела ответитьна письмо тети и только сейчас поняла, что оставила его в моем бюро. Тебе неочень трудно принести его? Эти ступеньки кажутся мне сегодня неприступнойвершиной.

Клейтон поднялся, поцеловал жену в лоб, ласково взъерошил ейволосы и взбежал по широкой мраморной лестнице.

Войдя в ее комнату, он невольно улыбнулся. Слабый ароматдухов Уитни окутал его душистым туманом. Ее щетки и расчески лежали натуалетном столике. Незримое присутствие Уитни словно наполняло комнату, и отэтого здесь было еще уютнее. Уитни…