– Не надо, Яшенька, не надо… Ты милый, ты хороший, но не надо…

Он смутился, покраснел и пробормотал:

– Извини, пожалуйста…

Некоторое время они молчали, а затем он излишне бодро спросил:

– Так насчет чего ты хотела со мной поговорить?

– Теперь даже не знаю, сможешь ли ты быть объективным, – смущенно улыбнулась она.

– Смогу, смогу! – ободрил он ее.

– Тогда слушай…

И она, как доктору, поведала ему без утайки перипетии ее отношений с женихом: и про американца, и про подлость Феноменко, и про измену жениха – все для него новое, свежее, удивительное. Но удивительней было другое: рассказывая историю своих несчастий, она словно перебирала сломанный механизм их с женихом совместной жизни, смазывая его болтики, винтики, колесики, пружинки и прочие незаметные ей ранее детальки каким-то новым, томительно-пунцовым, неведомым ей прежде чувством. Она собрала аккуратную, похожую на часы конструкцию и прислушалась к ее ходу: механизм молчал. В отчаянии она потрясла его над ухом – механизм не запускался. И тогда она, помедлив, вдруг торопливо и отчаянно осенила его заветным словом, и случилось удивительное: механизм, словно музыкальная шкатулка тихо и мелодично запел! И когда она, обрадованная и растроганная, спросила Яшу: «Скажи, что мне, по-твоему, делать?», она уже знала ответ, и все, что она теперь хотела знать (да и то в угоду вежливости) – совпадет ли ее ответ с Яшиным.

Между тем к Яше вернулась его профессиональная задумчивость и, поразмыслив, он сказал:

– Формально он виноват.

– Ну, это ясно… – нетерпеливо откликнулась Наташа.

– Морально тоже.

– Ну, понятно!

– Виноват теоретически, практически, исторически, диалектически и синтетически…

– Ну, так, так!

– А потому ты должна его простить. Если любишь, конечно. Ты его любишь?

– Ах, Яша! – качнулась она к нему, неожиданно обняла и поцеловала прямо в губы – протяжно и крепко, словно прощаясь навсегда. Потом откачнулась от него, изумленного, и сказала:

– Спасибо тебе, Яшенька! За все спасибо! Ты не представляешь, как ты мне помог!

И снова поцеловала его – целомудренно и нежно. Единственная благодарность за его долголетнюю любовь и верность, которую она могла себе позволить. Ироничной грубоватостью скрывая смятение, он спросил:

– Ну, хоть руку твою я могу напоследок подержать?

– Руку можешь, – милостиво протянула она ему руку.

Он бережно принял ее и принялся гладить, поднося к губам и покрывая поцелуями.

– Скажи, – задумчиво спросила Наташа, не обращая внимания на его манипуляции, – а как бы ты на его месте поступил?

– Хм, – задумался Яша. – Ну… если бы моя Юлька такое учудила – я имею в виду американца – я бы с ней развелся!

– А не слишком ли радикально? – усомнилась Наташа.

– В самый раз! Так что, считай, тебе повезло!

– Ну, хорошо… А если бы к тебе пришел человек и сказал, что он ее любовник?

– Я убил бы и его, и ее!

– Ладно, ладно, Яшенька, не преувеличивай!

– Ну, тогда только ее…

– Вот это другое дело! Только я бы все же начала с любовника!

С этими словами она забрала у него руку, быстро поцеловала в щеку, встала и сказала:

– Идем на кухню пить чай!

Прощаясь, он обратил на нее страдающий взгляд и сказал:

– Завидую твоему жениху, ты не представляешь, как завидую… Если вы вдруг расстанетесь, то знай, что есть я. Если вы все же сойдетесь – сделай так, чтобы он увез тебя отсюда куда-нибудь подальше от меня…

После его ухода она сняла со стены и спрятала Володину фотографию, освободила на пальце место для кольца жениха, разобрала узел и разложила его вещи. Затем пришла на кухню, принесла с собой листок с телефонным номером американца и сожгла его в пепельнице. После чего взяла на руки кошку, села за стол и, устремив невидящий взгляд вдаль, сидела так с тихой улыбкой и навернувшимися слезами, оглаживая кошку и повторяя шепотом:

– Противный мальчишка, ах, какой противный мальчишка!

Наутро она проснулась с ощущением близкой радости. Нет, нет, она не собиралась ему звонить, но знание того, что между ними больше нет проклятого препятствия, питало ее приподнятое настроение. Она включила прелюдии Шопена так громко, чтобы звуки проникали в самые отдаленные уголки квартиры, и с удовольствием занялась уборкой. Порхая и подпевая, она иногда подхватывала Катьку и, заглядывая в ее прижмуренные глаза, говорила с веселой строгостью:

– Нет, ты представляешь, какой противный мальчишка – не звонит! Обиделся, видите ли!

К трем часам дня она привела в порядок жилплощадь, изрядно запущенную за время страданий, приняла душ и уселась с телефоном на диван.

– Привет, Светуля!

– А, это ты… – кисло откликнулась Светка.

– Ты уж извини меня! – заторопилась Наташа. – Сама понимаешь, какие были обстоятельства…

– Да ладно, чего там! – отмахнулась Светка. – Ну, что у тебя нового? Изменила жениху?

– Что за глупости! С какой стати?!

– Ну, ты же, вроде, собиралась…

– Мало ли что я сгоряча собиралась!

– То-то же, подруга! Я же сказала – не горячись!

– Хорошо, хорошо! Слушай, хочу тебя попросить…

– Ну…

– Не могла бы ты ему позвонить и пощупать его настроение?

– А самой-то что – лень?

– Ты понимаешь… Вначале он звонил – три раза в день звонил, а потом как обрезало, и я даже не знаю, что думать… Ведь я же его фактически прогнала… Может, он опять с кем-то спутался, а тут я со своим звонком. Не хочу унижаться…

– Гордая, значит?

– Гордая…

– Ну, ладно, черт с тобой, жди!

Через десять минут Светка перезвонила и сообщила, что говорила с женихом, который сказал, что сейчас едет в поезде, но обещал дать знать, как только вернется.

– А как он по голосу? – жадно поинтересовалась Наташа.

– Да вроде нормально – вежливо так, культурно, без злости…

– Про меня не спросил?

– Нет, подруга, про тебя не спросил! Да ты сама позвони – он тебе все и скажет!

– Нет, сама звонить не буду! Это же он мне изменил, а не я ему!

– Ну, и дура! – заключила Светка. – В общем, жди!

И Наташа принялась ждать.

Только ведь бесплодное ожидание, как температура при лихорадке – сколько ее не сбивай, она возвращается вновь. Да и сбивать-то особо нечем – ну, может, если только работая за троих. И она, давно имея планы по реорганизации фирмы, принялась их осуществлять. Грандиозные планы требовали поддержки нужных людей, и она моталась по городу, оживляя старые связи и укрепляя существующие. Оказалось, что она многого могла бы достичь, обнадежь она некоторых важных людей, заинтересованных кроме соучастия в деле в ее теле. Таких она попросту вычеркивала из списка будущих партнеров.