– Благодаря вам я могу остаться без них.

– Значит, запомни сам. Воровать нехорошо!

– Воровство ничем не хуже обмана и пренебрежения к другим людям. Я возьму вашу тысячу. Так и быть. В трудные минуты я буду вспоминать ваше лицо и желать вам всяческих неудач.

Аарон знал, что владелец ничем ему не обязан. Знал, что угроза и высказывания были донельзя смешными и недостойными внимания. Но для самого себя он оставался правым – каждый должен знать, что представляет собой.

– Рад, что мы пришли к компромиссу и заключили обоюдовыгодную сделку,– улыбнулся хозяин. – Заходите ещё.

Его улыбка была столь мерзкой, что Аарону хотелось плюнуть ему в лицо. Но он пересилил себя, потому что матери это точно не понравилось бы.

Взяв со стола десять банкнот номиналом в сто марок, Аарон, не попрощавшись, покинул «Аттилу». Совершенно точно, он сюда больше никогда не вернётся.

Это были совсем не маленькие деньги. На них Аарон мог не только купить одежду себе и Элизе, но безбедно содержать её и себя в течение целого месяца. Но для операции требовалось в десять раз больше.

Очевидно, самым благоразумным решением было бы отказаться от сделки с хозяином «Аттилы» и вернуть вазу Лютнерам, но это означало бы чистосердечное признание в краже. В этом случае Аарон окончательно бы разочаровал Пенелопу, после чего она уже никогда бы его не простила.

Он не мог этого допустить. Аарон обозначил для себя цель – идти наперекор судьбе, против всех богов и самого мироздания, но не сдаваться. Единожды оступившись, всегда можно исправиться.

Аарон выложил деньги на стол. Он не сможет украсть ещё девять ваз. Хотя бы потому, что их больше нет.

Выхода не оставалось. Если бы он попросил у Меркольта здоровья для матери, то сохранил бы какую-то иллюзорную надежду. Но он по-прежнему не верил этому «джинну».

Никто не исполняет желания, а душу невозможно заключить в вазу. Должно быть, Аарон переутомился и начал слышать голоса. В этом не было ничего удивительного – в подобной обстановке у каждого планомерно начал бы мутнеть рассудок.

И, пусть ранее Аарон и считал, что он не из тех, но в этот раз он был готов поверить в своё окончательное поражение. Он не вынес тягот этого мира и сдался. В первый и последний раз.

Аарон возвращался домой поздно вечером. Ему пришлось обойти несколько магазинов для того, чтобы купить всё, что было нужно Элизе – новые школьные принадлежности, туфли, духи, пиццу и большого белого медведя. Она давно мечтала о плюшевом друге, и наконец Аарон решился подарить его ей.

Он должен был сделать хоть что-то хорошее в своей жизни.

На пороге дома сидела девушка в лёгком платье и расстёгнутом пальто. Аарон едва не уронил пакеты, когда её увидел, потому что узнал свою любимую ещё издалека.

– Пенелопа? – спросил он.

Она подняла лицо, и Аарон увидел её заплаканные глаза.

– Что случилось? – положив пакеты на крыльцо, спросил Аарон.

– Ты пустишь меня? – спросила она.

– Да, конечно, – ответил Аарон, открыв перед ней дверь.

Пенелопа неуверенно вошла внутрь. Аарон включил свет и предложил помочь снять пальто.

– Не стоит, – сказала она. – Я достаточно долго мёрзла на улице.

Аарон отодвинул стул, предложив ей присесть, после чего сумбурно начал метаться по комнате. Он не знал, с чего начать – предложить ей ужин, чай или просто поговорить.

Его душа ликовала, хотя причин для этого ещё не было. Пенелопа всего-навсего находилась в его доме, а не утопала в его объятиях.

– Чай? – спросил Аарон.

– Да, не откажусь. Когда ты в последний раз убирался тут?

– Времени всё нет, – пожал плечами Аарон. – Я наведу порядок, подожди немного.

– Не стоит. Здесь и так довольно… Уютно.

Аарон знал, что Пенелопе здесь не нравится. Никогда не нравилось. Ещё тогда, когда они встречались, она неохотно заходила в гости. Будучи любителем свежего воздуха, она всегда тянула его гулять по парку, в то время как он сам был не прочь просто посидеть рядом за столом.

Прямо как сейчас.

Налив чай, Аарон без лишних вопросов насыпал в чашку Пенелопы две ложки сахара. Он помнил, что их должно быть две и ни единой песчинкой больше.

– Что случилось? – спросил он, когда суматоха наконец прекратилась.

– Родители запретили мне встречаться с Юлианом, – ответила Пенелопа, подув в чашку.

Аарон не знал, как реагировать – ликовать или пытаться поддержать.

– Всё из-за того случая? – спросил он.

– Да, – апатично сказала Пенелопа. – Зачем ты указал на него?

Аарон вздохнул. Он знал, что она однажды задаст этот вопрос, но к ответу готов не был.

– Я не думал, что они так быстро решат, что это он. Я уверен, во время танцев много кого не было.

– Ты не любил его и никогда этого не скрывал. Ты специально это сделал?

Аарон не мог сознаться.

– Признаюсь, не любил. Но до такой подлости никогда бы не опустился. Ты же знаешь, я желаю тебе только счастья… Даже с ним.

Глаза Пенелопы снова намокли.

– Родители не хотят ничего слушать, – произнесла она. – А я и не знаю, как быть. Я знаю, где находился Юлиан в момент кражи. Он был со мной… Наверху.

Для Аарона и это не было секретом. Он держался из всех сил, чтобы не сорваться и не признаться, как это сильно его задевало.

– Если бы я сказала это отцу… Я и представить боюсь, как бы он отреагировал. Что б до свадьбы… Да и не пойми с кем. Я боюсь, Аарон. Я предаю Юлиана, но ничего не могу поделать с собой. Как мне быть? Как мне продолжить всё ещё считать себя человеком?

Аарон осторожно положил руку на её плечо. К удивлению, она не стала реагировать.

– Ты правильно поступаешь, Пенни, – сказал он. – Родители всегда должны оставаться на первом месте.

– Но как я теперь без него?

Аарону было больно это слышать. Для мужчины нет ничего более позорного, чем выступать для женщины в роли подушки. Жалобы на других парней должны выслушивать подруги, а на данный момент ей был Аарон.

Но он не может бросить её ни в моменты радости, ни в секунды отчаяния.

– Ты справишься. Ты сильная и я верю в тебя.

– Я не сильная, Аарон. Никогда ей не была. Я так и не научилась справляться со сложностями. У меня всегда была какая-то опора. Сначала ты. Потом Юлиан.

– Я всегда оставался твой опорой.

– Ты изменил мне.

Аарон не мог опровергнуть этот постулат.

– Я думал, мы давно забыли об этом.

– Такие вещи