– Мне плевать! – выкрикнула она. – Не хочешь – не верь! Я вот ничего больше знать не хочу – про тебя! И твою Наташу! Ничего!

Они в упор смотрели друг на друга, но каждый слышал только себя.

– Пошли! – вдруг скомандовал он и распахнул дверцу. – Пойдём, докажешь, что ты ещё моя жена! Прямо сейчас!

– Что? – обалдела она. – Куда?

– У меня ключи. От квартиры Лёхи, в этом подъезде.

– Ты с ума сошёл… никуда я с тобой не пойду… Ты за этим сюда приехал?

– Ну не в машине же… А хочешь – в машине! Прямо здесь.

Где угодно! Ты – моя жена! Я имею право.

– Тебе что – только это и надо? – отшатнулась Соня. – Это же мерзко… Как будто мы животные…

– Мерзко? С мужем родным – мерзко? Сонь, пошли… идём, говорю, или я за себя не ручаюсь!

– Нет! Ты спятил!

– Я знаю, ты не будешь одновременно… со мной и с ним. Пойдём, и ты докажешь… А если нет, значит вы…

– Ты придурок! Ты просто кретин… – от бессилия и обиды она заревела. – Никуда! Я с тобой! Не пойду!

Рыдания сотрясали её, ей хотелось ударить его, сделать ему больно.

– Ах, вот значит как? – сквозь зубы выдавил он.

На лице у него заходили желваки.

– Ах, так… тогда… тогда я поехал к жене!

– Вот как?! – Соня даже обрадовалась, ярость поднялась в ней, как штормовая волна. – К жене? Значит – к жене? Скатертью дорога! Ты к жене, а я тогда – к Жене!

Каламбур получился, что надо, с должным эффектом. Митя стал белым, как снег на стекле машины.

– Ты… ты – дрянь! – он откинулся назад и застонал. – Последняя дрянь! Сколько – он уже у тебя был? Давай, признавайся! Сколько?

– Да каждый день! Это ты хочешь услышать?

Митя размахнулся, чтобы ударить её, но рука у него в последний момент повисла в воздухе. Соня рванула дверцу и выскочила на улицу. Она бросилась через подворотню к арке; услышав, как взревел позади мотор, невольно оглянулась – Митя пытался развернуться в узком дворе. Джип поравнялся с ней – как раз, когда она выбежала к остановке. Взвизгнули тормоза. Митя вылетел из машины, на него было страшно и жалко смотреть. Рубашка вылезла из-под шикарных брюк, лицо свело судорогой.

– Если ты… если ты сейчас уйдёшь… Тогда никогда, никогда больше… – Митя даже не смог договорить.

Он обхватил её обеими руками, пытаясь затащить обратно в автомобиль. В движениях его сквозила настоящая ненависть. На них уже оглядывались, но им было всё равно.

– К жене, Дима, к жене! – заорала, отпихивая его, Соня. – Пора завершить брачную ночь! Тебе ведь ничего больше не надо… Она – тебе всё докажет!

Услышав «Дима», он замер, и Соня воспользовалась моментом. От остановки как раз собирался отъехать автобус. Вырвавшись, Соня метнулась к задней двери и в последний момент вбежала на ступеньку. Двери с шипением захлопнулись за ней. Соня упала на сиденье и закрыла глаза, желая одного – умереть. Но уже через секунду вспомнила, что Митя остался один на улице, нетрезвый, взбешённый, сейчас снова сядет за руль. Всё ещё клокотало в ней, но страх уже сдавил сердце. Она кинулась к заднему стеклу, задев локтем сидящую женщину и не обращая внимания на её возмущенный возглас. Но окно оказалось залеплено снегом, и Соня ничего не увидела.

За спиной раздался смешок. Она невольно обернулась.

– Эх, обзавидуешься… – весело произнёс усатый дядька в пуховике. – Ничего… помиритесь, куда денетесь… Вот страсти-морд асти… Эх, молодость.

Не глядя ни на кого, Соня молча плюхнулась обратно. Подняла глаза. Напротив сидела сухая старушка – божий одуванчик, в платочке и сивом пальто с выеденным молью воротником. Выцветшими пустыми глазами она смотрела прямо перед собой, цепкие костлявые пальцы сжимали обшарпанный ридикюль. Соня не знала, какие заботы роились сейчас в голове у этой старушки. Возможно, о том, хватит ли денег на хлеб, и больше, наверное, уже никаких. Вот ей сейчас Соня готова была позавидовать… с ней поменяться местами. И если нельзя умереть – так хотя бы проспать все оставшиеся годы… до полной дряхлости ума и сердца, до нищеты всех желаний.

Она не помнила, как сошла с автобуса, как пересела на другой – нужный, как оказалась возле дома. Анька молча открыла ей дверь и уставилась на неё:

– Бог мой! Ты чего такая растерзанная? А я, между прочим, опаздываю.

Ничего не отвечая, Соня сбросила куртку и прошла к Вадику. Тот уже проснулся, но ещё лежал в кроватке, размышляя о чем-то своём, задумчиво глядя в потолок – мальчик любил вот так понежиться по утрам, пригревшись в постели. Услышав её шаги, Вадик привстал и потянулся навстречу с объятьями. Дикое напряжение этого утра внезапно отступило, упало с неё, как снежный сугроб с ветки, и сама Соня обмякла, растаяла, погружаясь в тепло искренней, ещё ничем не заслуженной детской любви.

– Как ты, заинька? – дрожащим голосом спросила Соня.

– Митя тут снился, – деловито доложил мальчик. – Паровоз взял чинить.

Разница между сном и реальностью его не беспокоила.

– Не починишь его уже, малыш… – крепче обняла его Соня. – А я тебе новый куплю. Ещё красивее.

– Не надо, – строго покачал головой Вадик. – Сама говорила – старый друг лучше новых двух! А Митя никогда не врёт! Он велел подождать, и я буду ждать! А то что же получится…

Соня уже давно привыкла к его взрослому способу выражать свои мысли.

– А чего ждать… – едва слышно произнесла она, забыв, что говорит с ребёнком. – Чего теперь уже ждать…

Но Вадик услышал.

– Может, починит, – рассудительно произнёс он. – Или ещё приснится. Тебе он тоже сегодня снился, да?

– Да… – Соня закрыла глаза. – В страшном кошмаре. Вставай, дорогой, пошли завтракать.

Главной мукой оставалась неизвестность – как Митя доехал в таком состоянии, что натворил. Она проклинала тот час, когда позволила Жене снять прослушку такой ценой, знала, что Митя теперь никогда до конца ей не поверит. Подозревала, что он сразу бросился утешаться – к Наташе, к кому-нибудь ещё… во все тяжкие. Что она сама виновата в этом. И уговаривала себя, доказывая, что, не будь этой записи, ничего бы не изменилось.

Поскольку Соня поменялась сменами, то в субботу снова работала сутки. Нервы у неё были натянуты, как струна. Она вздрагивала от телефонных звонков и ежеминутно повторяла про себя молитву – за Митино здоровье.

В воскресенье утром пришла неутомимая Семёновна и Соню освободила. Она побежала домой.

Анька с Вадиком ещё спали. Соня приготовила завтрак и разбудила их около одиннадцати. После завтрака решили поехать в парк, а Вадику было обещано детское кафе.

– Я угощаю! – заявила Анька, заметив, как Соня с сомнением изучает содержимое кошелька.