в шатер, отталкивая меня, вбежали несколько офицеров, поставленных наблюдать за проливом. Утирая пот, стекавший из-под их высоких войлочных колпаков, они наперебой стали рассказывать. По их словам, из гавани Константинополя вышел венецианский торговый корабль, которому было приказано остановиться для досмотра и уплаты таможенных платежей.

– Однако капитан игнорирует все наши требования и продолжает путь, – закончил речь пожилой офицер, чье обветренное лицо избороздили морщины.

– Дайте предупредительный залп! – приказал Мехмед. – Если не сбавят скорость – стреляйте на поражение!

– Повелитель, но ведь это венецианцы! – в ужасе вскричал Халиль. – Согласно договору, они имеют право свободно передвигаться по османским водам!

– Мне все равно, кому принадлежит это судно! – отрезал султан. – Никто не вправе пересекать Босфор без моего дозволения!

Солдаты поняли приказ и сразу же бросились его исполнять. Султан, желая увидеть все своими глазами, двинулся следом. Взобравшись на высокий холм, позади крепости, мы смогли наблюдать следующую картину.

Небольшой торговый корабль под красно-желтыми флагами с изображением крылатого льва Святого Марка, на всех парусах мчался в сторону узкого перешейка, по обе стороны которого словно скалы, возвышались две турецкие крепости. С берега еще раздавались требования спустить паруса, но капитан и не думал замедлять ход, отважно вступая в схватку со встречным течением.

Вскоре над водой послышались первые залпы пушек, но ни один из выстрелов не увенчался успехом. Следующий залп – и снова мимо! Корабль играючи скакал по волнам, ловко уворачиваясь от каменных ядер, которые опускались то по левую, то по правую сторону от борта.

– Уничтожить их! – кричал, теряя всякое терпение Мехмед. – Огонь из всех орудий! Они не должны уйти!

Корабль уже миновал опасный мыс, на котором стояла крепость и вот-вот должен был уйти из-под обстрела, когда одно из турецких ядер точным попаданием перебило грот-мачту. Судно сразу же потеряло в скорости и стало менее маневренным. Османские пушкари начали бить прицельнее и через несколько минут сразу три тяжелых каменных ядра пробили борт и палубу судна. Корабль накренился и стал медленно тонуть, увлекая за собой моряков.

– Взять их и привести ко мне! – приказал Мехмед.

Несколько турецких лодок, стоявших наготове, тут же отчалили от берега. Среди обломков удалось выловить около трех десятков выживших, всех их тут же доставили к султану.

– Кто капитан этого судна? – грозно спросил Мехмед, оглядывая моряков.

– Я! – вперед вышел высокий человек, с ниспадающими на плечи черными волосами. Его прилипшая к телу белая рубаха окрасилась кровью, которая не переставала течь из раны на руке. – Капитан Антонио Риццо, к твоим услугам, повелитель.

Дерзость и бесстрашие итальянца лишь подогрели гнев Мехмеда.

– Как ты посмел ослушаться моего приказа? – набросился на него султан. – Разве ты не знаешь, что все корабли, проходящие через пролив, должны платить пошлину?

– Я плаваю в этих водах более пятнадцати лет и прежде не сталкивался с подобными ограничениями, – спокойно ответил капитан. – Кроме того, мне известно, что эта часть Босфора принадлежит императору ромеев.

– Император больше не имеет здесь власти! – брызжа слюной кричал султан так что эхо его голоса разлетелось по всему берегу. – Отныне я владею проливом и всякий, кто посмеет оспаривать это право, понесет самое суровое наказание.

Мехмед подозвал к себе начальника караула, Хасана и приказал:

– Всю команду перебить! Тех, кто согласится принять ислам, отдать в услужение Балтоглу. Выносливые гребцы ему пригодятся.

Услышав это, храбрый венецианский капитан вышел вперед и обратился к султану:

– Повелитель! Команда лишь выполняла мои приказы, прошу, пощади их и обрати свой гнев на меня одного!

– Ты знал, на что шел и куда вел своих людей, – ответил Мехмед, указывая перстом на матросов. – И каждый из них это тоже прекрасно понимал!

По приказу Хасана матросов окружили и, крепко связав им руки, повели к месту казни. Затем Антонио Риццо заставили наблюдать за тем, как палач, вооруженный острым клинком, рубит головы его товарищам. Моряки, ободренные присутствием своего командира, шли на смерть с необычайной храбростью, подавляя разрывающий душу страх и отказываясь изменить христианской вере. Когда все было кончено, настала очередь Риццо – у султана на его счет имелись особые планы.

Храброго венецианского капитана предали ужасной смерти – посажению на кол, который в назидание другим выставили у дороги. Несчастный мучился еще несколько дней, прежде чем жизненные силы покинули его молодое и сильное тело.

Глядя на мученическую смерть Антонио Риццо, я не мог не презирать себя, ибо был хуже тех палачей, что приводили этот варварский приговор в исполнение! Я ведь знал о пытках и ужасах, которым подвергались мои христианские братья, пока я вкушал блюда с султанского стола. Спасаясь в неведении от правды, я позабыл о том, кто и я откуда. Позабыл о своих клятвах и доме, где появился на свет. О Господи! Лучше было бы мне умереть еще тогда, на усеянном трупами поле близ Варны, чтобы избежать такого позора.

Но теперь эта обманчивая пелена вдруг исчезла, и я больше не боялся смотреть в глаза истине. Да, я искренне любил и уважал Мехмеда, как только может учитель любить талантливейшего из своих учеников. Но вместе с тем в глубине души я испытывал страх от того, что именно ему суждено обратить во прах все, что мне когда-то было дорого.

Глядя на обезглавленные тела христиан и взметнувшиеся ввысь стены крепости на берегу Босфора, я прекрасно понимал, что это только начало. Мехмед, с детства увлеченный рассказами о Ганнибале, Александре Македонском, римских цезарях и монгольских завоевателях, ставил перед собой не менее масштабные цели, тем более что у него, в отличие от великих предшественников, были для этого все необходимые ресурсы. А это значило только одно – кровь будет литься до тех пор, пока отточенный неисчислимыми сражениями османский клинок не встретит достойного сопротивления. Но кто может оказать его, если даже могучий Янош Хуньяди вынужден был дважды отступать перед чудовищной силой османов?

Я бросил взгляд на блестящие воды Босфора, которые переливались золотом на фоне заходящего солнца. Далеко на юге, в том месте, где пролив соединяется с Мраморным морем, застыл легендарный, древний город ромеев. Именно там уже много веков бьется сердце моего народа. Мехмед желает заполучить его любой ценой и не остановится, пока не воплотит свои планы в жизнь. Он сделает это не только из тщеславия, но и потому, что от этого зависит его благополучное правление. Другого выбора у султана просто нет.

Но этот выбор все еще есть у меня…

* * *

Реакция императора Константина на убийство греческих дипломатов последовала незамедлительно. Он приказал арестовать всех турецких поданных в Константинополе,