собратья продолжали гибнуть в ночных стычках с неизвестными налетчиками, а сами греки не решались поднимать голос в свою защиту. Лишь один человек не побоялся открыто выступить против султана.

Отец Серафим продолжал служить настоятелем в христианском храме, неподалеку от крепости. Как и многие его прихожане, он, с болью наблюдал за произволом, которое творили турки: как осквернялись святыни, рушились древние здания, вытаптывались поля и учинялись расправы над мирными жителями. Отчего-то именно к нему стекался народ просить защиты и помощи, но Серафим лишь упрямо качал головой и бессильно сжимал огромные кулаки. Он не знал, чем помочь своим братьям, ведь единственным его оружием было слово Божие, которое даровало лишь утешение, но не избавляло от новых напастей.

Но однажды произошло событие, которое резко изменило настрой старца по отношению к распустившимся агарянам.

В это утро отец Серафим по обыкновению совершал службу в храме Святого Михаила, когда двери церкви внезапно распахнулись и на пороге показалась испуганная девушка с грудным ребенком на руках. Она быстро взбежала на алтарь и упала на колени перед настоятелем, моля о защите.

– В чем дело, дитя? – встревоженно спросил Серафим, прерывая службу и помогая девушке подняться. – Какое несчастье привело тебя?

Девушка хотела что-то ответить, но тут с улицы донесся топот приближающихся копыт, а затем послышались возбужденные крики османов, смешавшиеся с диким ржанием лошадей. Спустя несколько минут в храм ворвались двое турецких воинов и медленно двинулись по центральному проходу. Прихожане испуганно жались по углам и спешно отводили глаза, чтобы чужаки не смогли прочитать в них клокочущую ненависть. Османы не произносили ни слова, лишь хищно озирались вокруг. Наконец, один из них бросил взор на алтарь и, увидев женщину с ребенком, жестом указал на нее товарищу.

Серафим сразу же понял, в чем дело, и, загородив девушку, тихо прошептал ей:

– Ничего не бойся, здесь тебя никто не обидит.

После этого он обратился к туркам:

– Сыны ислама, рад приветствовать вас в этом священном месте! Однако с какой целью пожаловали вы сюда? Известно ли вам, что султан Мехмед запретил своим солдатам вмешиваться в дела православной церкви и нарушать покой прихожан?

Один из воинов что-то шепнул на ухо своему напарнику, и тот, судя по всему, неплохо владея греческим, произнес:

– Мы не собираемся нарушать повелений нашего падишаха и покинем это место сразу же после того, как ты передашь нам эту женщину и ее ребенка.

– В чем же она провинилась? – спросил настоятель.

– Она помогала нашим врагам, – отрезал турок.

– А в чем же повинен ребенок?

Этот вопрос поставил воина в тупик, но тут вмешался его товарищ:

– Хватит говорить! – крикнул он на ломаном греческом. – Уйди с дорога и мы не причинить вред!

– Вы в храме Божием! – напомнил отец Серафим. – Я не могу допустить здесь насилия! Эта женщина, как и ее дитя, могут оставаться в храме столько, сколько считают необходимым!

Услышав отказ, османец выхватил меч из ножен.

– Не хочешь понимать по-хорошему! – сказал он, приближаясь к алтарю. – Тогда умирать!

С этими словами воин бросился на священника, но Серафим ловко подхватил турка на руки и одним движением перекинул через себя, попутно вырвав клинок из его рук. Османец упал на каменный пол и заскрипел зубами от боли и злости, его напарник, который никак не ожидал от простого настоятеля такой необыкновенной силы, оставался на своем месте, предусмотрительно опустив руку на эфес меча. Однако Серафим не собирался нападать, а лишь брезгливо отбросил оружие в сторону.

– Уходите прочь! – угрожающе проговорил настоятель. – Вам тут не рады!

Турки не стали испытывать судьбу, однако перед дверью один из них, тот, что пострадал от изрядной силы настоятеля, остановился.

– Ты пожалеть, старик! – прошипел османец, опираясь на плечо своего товарища. – А этот храм скоро быть конюшней!

Когда солдаты ушли, в зале воцарилось гробовое молчание. Все знали, что озвученные угрозы, вовсе не были пустой болтовней. Ведь такова плата за неповиновение воле султана. Отец Серафим уловил общий настрой и после недолгого молчания громко произнес:

– Агаряне еще вернутся сюда! На этот раз их будет больше, и они не станут щадить ни вас, ни меня, ни эту обитель! Ступайте же сейчас по домам и не выходите оттуда до вечерней поры.

– А как же ты? – проскрипела древняя старушка, опирающаяся на грубо обтесанную деревянную клюку.

– Я не боюсь смерти, – ответил настоятель. – Если султан захочет лишить меня головы, что ж, будь посему, я сам приду к нему.

Благословив последних страждущих, Серафим повернулся к спасенной им девушке.

– Как тебя зовут?

– Софья, – тут же отозвалась она.

– Вот что, Софья, – произнес старец, почесывая седую бороду. – Здесь тебе оставаться нельзя. Ступай сейчас к игумену Афанасию, он позаботится о тебе и о твоем ребенке.

– А ведь ребенок этот… не мой вовсе, – едва произнесла девушка и залилась слезами.

– Как так? – изумился Серафим.

– Это сын тетки моей. Я сама сирота и с малолетства жила у нее: помогала по хозяйству, присматривала за домом.

Софья всхлипнула и утерла слезы кончиком покрывала, которым укутывала младенца.

– Семья у тетки большая, но мы никогда не бедствовали – каждый работал, чтобы можно было прокормиться. А когда пришли турки, дядя мой согласился поставлять в султанский лагерь камни из заброшенной каменоломни неподалеку от нашего дома. Но после тех страшных пожаров мы больше его не видели – решили, что погиб, а спустя несколько дней в наш дом ворвались турки в высоких белых шапках на головах. Они перевернули весь дом, а затем забрали с собой и тетку, и всех ее сыновей.

Софья нежно погладила малыша по маленькой головке.

– Меня и Феодора спрятали в подвал. Там турки искать не стали, но на следующее мне пришлось выбраться, так как в доме не осталось ни капли молока, ни корочки хлеба, чтобы накормить ребенка. Я поспешила к соседям, которые содержали кормилицу, но, как оказалось, за нашим домом следили, и если бы не вы…

Девушка прильнула к широкой груди настоятеля и снова зарыдала. Серафим как мог успокаивал несчастную, а затем взялся лично проводить ее к дому игумена.

Я видел и слышал все это, поскольку находился среди прихожан церкви Святого Михаила. Когда Серафим и Софья покинули храм, я незаметно проследовал за ними, но на середине пути свернул в сторону турецкого лагеря, чтобы предупредить султана о необычном госте, которого ему следует ожидать.

* * *

Спустя некоторое время, в шатер Мехмеда ввели отца Серафима. Он не испытывал, подобно многим, благоговейного страха при виде всемогущего властителя османов, но и не