Такое развитие событий привело в восторг друга Альфреда Нобеля, писательницу и хозяйку салона Жюльетту Адам, одного из главных пророссийских лоббистов в Париже. Жюльетта Адам стала инициатором только что созданного «Общества друзей России» (La Société des amis de la Russie). Когда российский флот прибыл с ответным визитом, она призывала французских женщин приготовить букеты и корзины цветов для русских моряков42.

Контакты между Жюльеттой Адам и Альфредом Нобелем не прерывались. Обычно она посылала ему билеты на разные представления. Он поддерживал некоторые ее инициативы, в том числе «Общество друзей науки» (La Société des amis de Science). Как обстояло дело с его энтузиазмом в отношении «Общества друзей России», неясно. В этом вопросе он рисковал оказаться между двумя интеллектуальными амазонками из своего круга знакомых: реваншисткой Жюльеттой Адам и пацифисткой Бертой фон Зутнер. Из этих двух Берта была ему куда ближе.

Женщины были знакомы лично, однако их отношения не отличались теплотой. Жюльетта Адам отказывалась читать статьи о мире, которые посылала ей Берта фон Зутнер, а ее газета La Nouvelle Revue до последнего игнорировала главное произведение австрийской писательницы «Долой оружие!». Когда через десять лет в газете наконец-то напечатали статью о ее книге, Берта фон Зутнер отреагировала одной фразой на обороте визитной карточки: «Более лояльным противником быть невозможно. Спасибо», – ответила она Жюльетте Адам43.

Берта фон Зутнер горела желанием бороться. Роман «Долой оружие!» имел беспрецедентный успех и побуждал к дальнейшим действиям. Она писала обращения в газеты и умела убеждать власть имущих поддержать ее. Альфред Нобель восхищался ее «красноречивым выступлением против главного из всех ужасов – против войны», когда его напечатали во французских газетах44.

В октябре 1891 года Берта получила незабываемый отклик от русского писателя Льва Толстого. Отослав ему экземпляр книги на русском языке, она попросила написать «пару строк» в поддержку дела мира. Его ответ превзошел все ее ожидания: «Я испытываю глубочайшее восхищение по поводу Вашей работы и считаю публикацию Вашего романа хорошим предзнаменованием. Отмене рабства предшествовала знаменитая книга, написанная женщиной, миссис Бичер-Стоу [“Хижина дяди Тома”]; даст Бог, Ваша книга приведет к запрету на войны»45.

Толстой оказался не единственным, кто оценил значение романа. По словам Бригитты Хаманн, биографа Берты фон Зутнер, «Долой оружие!» стал одним из самых успешных романов XIX века. Его перевели на большинство языков. Буквально за одну ночь вопрос о мире встал на повестку дня международной политики.

Берта обратилась к Альфреду Нобелю за поддержкой. Она хотела создать австрийскую организацию борьбы за мир, Österreichische Friedensgesellschaft, и нуждалась в дополнительных средствах для поездки на большой Мирный конгресс в Риме в ноябре того же года. Альфред поступил щедро и выслал 2000 франков (почти 80 000 крон на сегодняшний день), хотя и не понимал, зачем друзьям мира так много денег. «Мне кажется, дело не в нехватке денег, а в отсутствии программы», – писал он Берте. «Требовать разоружения – значит вести себя глупо без всякой пользы кому бы то ни было, – продолжал он. – А требовать немедленного третейского суда означает столкнуться с тысячей предрассудков и загубить все дело».

Вместо этого он предложил Берте и ее единомышленникам выступать более умеренно, например обратившись к европейским правительствам с просьбой в течение года воздержаться от враждебных действий. На такой краткий мирный пакт каждый должен согласиться. Затем его можно было бы продлевать шаг за шагом, вот и придем к долгосрочному миру, рассуждал Нобель. Вскоре он получил ответ, где расписывались расходы на общественную деятельность: поездки, циркуляры, реклама и рабочее время. Берта с гордостью рассказывала, каким успехом пользовались ее организации борцов за мир: «Приезжайте в Рим, это будут прекрасные дни!»46

Альфред колебался. В тот момент он находился в Париже. «С большим желанием я принял бы участие в Мирном конгрессе, который открывается сегодня в Риме; однако, к большому моему сожалению, не имею времени. Разумеется, я зарегистрирован членом, а моя давняя подруга Зутнер избрана президентом Австрийской секции», – писал он в ноябре Людвигу, сыну Роберта, который учился в Цюрихе и которым дядюшка все более восхищался47.

* * *

Прошло некоторое время, прежде чем большая вилла в Сан-Ремо была готова к переезду. Альфред Нобель надеялся пригласить туда своих племянников на Рождество, однако только к Новому году смог встретить их на станции в своем экипаже, запряженном новыми русскими лошадьми. Здесь царила почти летняя погода. В первый день нового, 1892 года Ингеборг и ее младшая сестра Тира все же надели на себя колпаки Деда Мороза, когда раздавали привезенные с собой подарки. Альфред получил раму изящной работы для портрета Андриетты. Он вел себя с ними так сердечно, что это глубоко их тронуло. «Знаешь, мне кажется, дядюшке нравится видеть вокруг себя молодежь, которая предается таким милым детским забавам, что создает атмосферу праздника», – писал потом Людвиг маме Паулине.

Альфред, в свою очередь, в письме Роберту расхваливал племянников: «Они все, но в особенности Людвиг и Ингеборг, наделены простотой, которая очаровывает и извиняет то, что ты называешь “сентиментальностью”. Отчасти потому, что сам я всю жизнь борюсь с преувеличенной чувствительностью, отчасти потому, что считаю мысль и чувство равнозначными выражениями нервной системы человека, я вынужден взять под защиту “сентиментальность”». Он признался брату, что «болезненность» Ингеборг оказалась для него испытанием. Поначалу он даже опасался, что племянница страдает истерией. Альфред, обычно скептически относившийся к лечению гипнозом, даже обратился за консультацией в больницу Сальпетриер в Париже к знаменитому Шарко, который, однако, не нашел у Ингеборг ни малейших признаков истерии. Роберту сообщали, что его дочь выглядит бодрее, черные круги вокруг глаз исчезли, однако, по мнению Альфреда, ей нужен отдых в течение целого года, чтобы восстановиться48.

24-летний химик Людвиг оказался вовлеченным в несколько проектов Альфреда. Ему дядя поручил закупить оборудование для лаборатории в Сан-Ремо и к тому же возложил на него некоторые химические эксперименты, в первую очередь связанные с алюминием. По совету Эмануэля Альфред решил заказать себе корабль, изготовленный из алюминия, смелый шаг, реализацией которого он тоже поручил руководить Людвигу.

Верный французский химик Жорж Ференбах не захотел перебираться в Италию. Вместо него Альфред пригласил англичанина Хью Беккета, но переговоры находились на самой начальной стадии. Племяннику Людвигу он писал, что в нем есть нужный заряд энергии и что он может поработать в Сан-Ремо, по крайней мере временно. «Более постоянной занятости я тебе предложить не могу, поскольку принципиально стараюсь избегать близких родственников в каких-либо отношениях ко мне, требующих их подчинения мне или другим»49.

Когда Альфреда снова вызвали в Лондон на новый раунд разбирательства тяжбы о патенте, он взял с собой другого племянника, 33-летнего Эмануэля Нобеля. Дискуссии по так называемому делу о кордите зашли в тупик, готовилось обвинение в краже (присвоении) патента. Непросто отстоять свою позицию в деле, в котором замешано британское правительство. Но профессора Абель и Дьюар запатентовали свой альтернативный бездымный порох за границей, и с этим ничего нельзя было поделать.