– Это самоубийственная идея, – начала девушка, – но я согласна с Рамоном. Это единственный путь вперед. Без него мы – в тупике.

– Давайте взглянем на это логически, – вновь заговорил Рамон, оживленно жестикулируя. – Разумеется, там будет стража, но дворец вряд ли хорошо защищен, потому что Вульт не может доверять ничьим оберегам, кроме своих собственных, и уж точно не допустил бы никого другого в свой личный кабинет. Он будет за тысячи миль от Нороштейна. Возможно, он ничего даже не почувствует, а если и почувствует, то ничего не сможет с этим сделать. Дворец должен стать простым дельцем. Что это за маги, если они не смогут пробраться мимо нескольких стражников?

– А что насчет оберегов? – Аларон по-прежнему был полон сомнений. – Даже простой магический замок, запертый чистокровным магом, не по силам ни одному из нас. Так как нам пройти обереги, установленные кем-то настолько могущественным, как Вульт?

Встав в театральную позу, Цим указала на Ярия Лангстрита, спавшего в своем кресле.

– Та-да! У меня есть для вас Вознесшийся. У него достаточно сил для того, чтобы прорваться сквозь обереги Вульта так, словно их вообще нет.

Рот Рамона изогнулся в кривой ухмылке.

– Цимбеллея, белла амора мио! Ты гениальна!

– Но он же даже сапоги себе завязать не может, – возразил Аларон. – Как нам добиться от него помощи?

– Я знаю как, – настаивала девушка.

Посмотрев на нее, Аларон с обреченным видом сел.

– Ладно, ладно. Но что мы вообще знаем о проникновении в дома?

Рамон расхохотался:

– Я – силациец. Это у меня в крови.

Брохена, Явон, континент Антиопия

1—12 майцена 928

60 дней до Лунного Прилива

Останки молодой джхафийской женщины лежали на ступенях, ведших к каналу. Встав на колени, Елена смотрела на широко раскрытые глаза, на заживо обезображенное лицо и на изодранное обнаженное тело, заканчивавшееся на уровне живота девушки. Ног, начиная с бедер, не осталось – их откусили начисто. Уже сами следы столь чудовищного кровавого преступления леденили душу.

Девушка была племянницей Мустака аль-Мадхи, дочерью его брата. Женщины семьи аль-Мадхи кричали и рвали на себе волосы; мужчины били себя в грудь и выкрикивали угрозы в пустоту. Стоявшего рядом с Еленой Лоренцо вновь начало тошнить. Елена ему сочувствовала, хотя ей самой доводилось видеть вещи и похуже.

Лицо Мустака было маской, скрывавшей с трудом сдерживаемую ярость. Он подошел к ней.

– Это дело рук Гайла?

Елена кивнула:

– Это сделала Мара – Мара Секорден, одна из его убийц.

– Упаси нас Ахм! – Вожак джхафийцев взглянул на своих голосивших родственников и понизил голос: – Женщины купались. Они говорят, что что-то огромное вынырнуло из воды и перекусило бедную девочку пополам… – В его голосе звучали одновременно страх и благоговение. Он сам использовал эти ступени для купания. – Как такое возможно?

Елена тоже произнесла негромко:

– Мара – анимаг, повелительница зверей. Водных тварей она изучала особенно плотно.

– Женщины говорят, что это была рыба длиной в пять человеческих ростов, со ртом, полным зубов!

– Это называется «акула». Я видела таких тварей: они обитают в океанах. Мара как-то раз нашла одну такую живой, выброшенной на берег приливом. Она препарировала акулу, изучив ее строение, однако природа этой рыбы повлияла на нее. Такое случается с анимагами, которые проводят слишком много времени в звериной форме. Она утратила бóльшую часть своей человеческой сущности.

Мустака, казалось, вот-вот стошнит, но при этом его взгляд был убийственным.

– Гайл выбрал мишенью мою семью.

Елена кивнула:

– Это так: он узнал, что ты на него охотишься, и решил таким образом тебя предупредить. – Она окинула взглядом джхафийского вожака. – Он думает запугать тебя, чтобы ты остался в стороне от конфликта.

Мустак нахмурился.

– Мы, люди амтехской веры, не знаем страха, – произнес он хвастливо, но его голос был пустым. – И не бросаем своих союзников. – Он положил руку Елене на плечо. – Скажи Сэре, чтобы она не боялась. Мы сдержим свое слово. – Со значением кивнув, Мустак добавил: – Я должен утешить своего брата.

Развернувшись, он поспешил прочь.

Застонав, Лоренцо встал и, прополоскав рот водой, сплюнул.

– Идем, – прошептала ему Елена. – Здесь мы больше ничего не можем сделать.

Они вернулись в хавели семьи аль-Мадхи, пройдя мимо шокированных детей и женщин. Слов утешения ни Елена, ни Лоренцо найти не могли, так что они направились в ближайшую солланскую церковь, крохотное святилище у стен дворца. Друи куда-то отлучился, и внутри было пусто. Елена отвела назад капюшон. Лицо Лоренцо было бледным, несмотря на загар. Он слегка пошатывался и держался за нее. Через некоторое время рыцарь вновь смог стоять твердо, но Елена по-прежнему ощущала его дрожь.

– Теперь ты видишь, чему мы противостоим, – прошептала она.

Он обнял ее так сильно, что ей стало почти больно, а затем упал на колени перед алтарем и начал возносить беззвучные, но пламенные молитвы.

Елена осталась стоять. Я убью тебя, Мара. Не знаю как, но я найду способ…

Помолившись, Лоренцо встал на ноги. Он все еще дрожал, однако теперь эта дрожь была другой; пережитый страх обернулся потребностью в утешении. Елене такая реакция была знакома – она сама ощущала подобное во времена Мятежа. Тем не менее она отступила.

– Идем, Лори: мы должны доложить об этом Сэре.

Лицо рыцаря было полным печали.

– Элла, – прошептал он. – Прошу. Я просто хочу тебя обнять.

– Не здесь, – ответила она. – И не сейчас. Это священное место.