Убедившись в том, что завоевание Московской Руси более не является стратегической целью великого князя Литовского, Василий I в своем завещании называет Витовта первым среди гарантов прав своего малолетнего наследника Василия II — внука Витовта. «А приказываю (поручаю. — Н. Б.) сына своего, князя Василья, и свою княгиню, и свои дети своему брату (в смысле равному по статусу государю. — Н. Б.) и тестю, великому князю Витовту, как ми рекл (обещал. — Н. Б.), на Бозе и на нем, как ся имет печаловати, и своей братье молодшеи, князю Ондрею Дмитриевичю, и князю Петру Дмитриевичю, и князю Семену Володимеровичю, и князю Ярославу Володимеровичю, и их братье, по их докончанью, как ми рекли» (6, 62). Полагают, что именно могущественное покровительство Витовта спасло Василия II от серьезных покушений на его власть со стороны Юрия Звенигородского. После кончины Витовта удельный князь заметно усилил свою активность.

Со смертью Витовта в Литве началась затяжная борьба за власть, главными участниками которой стали сын Ольгерда Свидригайло и брат Витовта Сигизмунд. Положение осложнилось кончиной польского короля Ягайло в 1434 году. Его сын и наследник Владислав III занимал польский престол в 1434–1444 годах. В марте 1440 года великий князь Литовский Сигизмунд был убит в результате заговора аристократии. При поддержке Владислава III Литовский престол занял младший брат Казимир. После того как польский король погиб в битве с турками под Варной (1444 год), польский Сейм избрал Казимира и новым королем Польши. Этот престол он занимал в 1446–1492 годах, то есть до конца своей долгой жизни. Понятно, что каждая новая ступень в восхождении Казимира стоила ему новых уступок по отношению к польской и литовской аристократии. За поддержку он вынужден был щедро платить деньгами, землей и властью. Все это в конечном счете ослабляло Литовское государство, разрушало те хрупкие основы для его централизации, которые возведены были Витовтом.

«…Польский Сейм выбрал Казимира королем. Литовцы, однако, не хотели позволять Казимиру принять польскую корону, опасаясь, что это приведет к подчинению Литвы Польше. Они пошли на это только после того, как Казимир подписал обязательство сохранить для Литвы отдельную администрацию. Хотя поляки отказались утверждать эти гарантии, Казимир издал новый указ, подтверждающий права и привилегии и литовских, и русских земель. Этот его привилей (1447 год) стал краеугольным камнем конституционного правительства Великого княжества. Вскоре в Кракове Казимира короновали королем Польши. Таким образом, союз Польши и Литвы был восстановлен при одном правителе для обеих наций, но Литва фактически осталась отдельным государством» (66, 321).

Отношения Казимира IV с Василием Темным были настолько дружественными, насколько это вообще возможно между суверенными правителями соседних государств. Казимир не прочь был направить татар на русские земли, чтобы отвести их от своих владений. Однако он избегал открытых военных столкновений с Москвой. В условиях резкого ослабления могущества московских Даниловичей, вызванного феодальной войной второй четверти XV века, Казимир удержался от соблазна интервенции. Впрочем, это не мешало ему привлекать на свою сторону русских князей-изгоев щедрыми пожалованиями и обещаниями поддержки в борьбе с Василием Темным. Сохранилась крестоцеловальная грамота (5 февраля 1448 года) князей Федора Львовича Воротынского и его зятя Ивана Андреевича Можайского, в которой последний обещал Казимиру свою верность и некоторые территориальные уступки в случае, если король посадит его на великом княжении Московском (6, 149).

Однако Казимир не стал вмешиваться в московские дела в период династической смуты. Более того, в воскресенье 31 августа 1449 года между Василием Темным и Казимиром было заключено «перемирье вечное великое». В нем князья в самых трогательных выражениях обязывались хранить взаимную дружбу и союз, не вмешиваться во внутренние дела и даже помогать друг другу при необходимости (6, 160–163). В случае кончины одного из правителей другой обещал защищать законные права его наследников.

Это перемирие оказалось на редкость прочным и сохраняло свою силу почти до самой кончины короля Казимира.

Удивительное долголетие договора 1449 года объяснялось тем, что он отвечал интересам обеих сторон. Москва была поглощена своими внутренними проблемами. Король Казимир многие годы (1454–1466) был занят так называемой «Тринадцатилетней войной» с Тевтонским орденом. Ему удалось заручиться поддержкой папского престола и выиграть давний спор с рыцарями. «В результате Торуньского мира, заключенного в 1466 году, к Польскому королевству отошли западные владения Ордена — Гданьское поморье, земли Хелминьская и Михаловская, Мальборк, Эльблонг и епископство Вармия. Орден, столицей которого после потери Мальборка (Мариенбурга) стал Кенигсберг, признал себя вассалом польского короля» (128, 71).

Мудрую сдержанность Казимира в Москве ценили очень высоко. В завещании Василия Темного польский король и великий князь Литовский назван гарантом исполнения данного документа. «А приказываю свою княгиню, и своего сына Ивана, и Юрья, и свои меншие дети брату своему, королю польскому и великому князю литовскому Казимиру, по докончалнои нашей грамоте (то есть по договору 1449 года. — Я. £.), на Бозе и на нем, на моем брате, как ся учнет печаловати моею княгинею, и моим сыном Иваном, и моими детми» (6, 197). Очевидно, Василий Темный полагал, что аналогичный жест доверия, сделанный перед кончиной его отцом Василием I по отношению к Витовту, сыграл положительную роль. Распоряжения, сделанные у порога вечности, имели особое, сакральное значение. Между могущественным соседом-опекуном и молодым наследником московского престола рукою умиравшего отца протягивалась незримая нить духовной связи. При благоприятном развитии московско-литовских отношений это обстоятельство давало Казимиру повод отказаться от войны с молодым московским правителем, а Ивану — искать помощи Казимира в случае крайней опасности.

В первой половине великого княжения Ивана III король Казимир проявлял удивительное спокойствие по отношению к московской экспансии в Новгороде и Пскове, которая, впрочем, не выходила за рамки, очерченные договором 1449 года. Там прямо признавалось московское преобладание в этом регионе. «Таке жъ в Новгород Великий, и во Псков, и во вся Новгородская и во Пъсковская места тобе, королю и великому князю, не вступатисе, а и не обидети их. А имут ти се новгородцы и пъсковичи давати, и тобе их не прыимати, королю» (6, 162).

Конечно, позицию Казимира по отношению к Москве в 70-е годы XV века едва ли можно определить как доброжелательный нейтралитет. Ходили слухи, что в 1471–1472 годах он подстрекал хана Ахмата к нападению на московские земли. Однако при этом сам король не пришел на подмогу Ахмату. В 1471, 1475 и 1478 годах Казимир оставил без ответа отчаянные призывы новгородцев, сдавленных железным обручем московских полков. В 1480 году он предоставил Ахмату самому выяснять отношения с пушками Фиораванти.

Сдержанность Казимира историки традиционно объясняют объективными причинами: «Казимир возбуждал против Москвы Ахмата, Иоанн возбуждал против Польши Менгли-Гирея; но открытой войны не было; Казимир не имел для этого средств и времени, Иоанн не любил предприятий, войн, не обещавших верного успеха» (146, 91). Не отрицая роли обстоятельств, напомним, однако, что в средневековых политических отношениях субъективный фактор (характер правителя, его симпатии и антипатии) играл несравненно большую роль, нежели в современных. Признавая это для Ивана III, будем объективны и к королю Казимиру. Даже русские летописцы называли его «справедливым» и «добрым» (93, 553). Историки отмечают, что по крайней мере в первой половине своего великого княжения «Казимир IV был другом русских и любил больше Литву, чем Польшу» (93, 544).