Гора дрогнула. В глубинах раскатисто заворчал зверь, такойогромный, что он должен быть с три таких горы. Олег с облегчением выпускал изсебя эту мощь, одновременно вбирая всем существом разлитую в воздухе, горах, вовсем мире, сжимая в ком и направляя незримым клинком на основание древней горы.Дрогнуло снова, а загрохотало оглушающе уже совсем рядом.

Его встряхивало, словно после долгого плача. Во всем телебыло опустошение, но каменная стена медленно ползла в сторону! Подножиенакалилось, оттуда выстреливались осколки камней, пошел сизый дымок, блеснуло.Он со страхом понял, что камни загораются так же, как вспыхивает сухое дерево,когда невры добывают чистый огонь трением!

От грохота дрожала каждая жилка в теле. Он привалился спинойк камню, ноги тряслись, по лицу побежали крупные капли. В глазах защипало,соленый пот не выедал, а выжигал глаза. Внутри было пусто, как в ограбленноймогиле. Он чувствовал себя пустой оболочкой, из которой вытряхнули все, сухимкоконом, из которого вылезла бабочка, остатками ореховой скорлупы...

С невероятным усилием поднял руки и потер глаза. В красномтумане вспыхивали молнии, затем поплыли пятна с желтыми гнилыми краями.

Когда мир начал проступать сквозь эти пятна, гора ужесдвинулась на полсотни шагов. Открылась отвесная стена. У самого основаниясловно гигантская раковина приоткрыла створки, там зияла темная щель. Отсюдаона выглядела крохотной, но там проехал бы всадник с поднятым кверху копьем.

Качаясь и хватаясь за стену, он неверными шагами потащилсебя к древнему входу. Мелькнула вялая мысль, что сейчас его забодает дажезаяц, сил только держаться на ногах, да и то, если не по ступенькам...

Судя по камням, выступающим из щели, туда не входили давно,очень давно. Настолько давно, что камни от собственной тяжести просели в землю,которую не назовешь мягкой.

От стен справа и слева повеяло странным теплом. Кожу началопокалывать, но мышцы стали потихоньку наполняться кровью, раздуваться. Вздохнулвсей грудью, в черепе очистилось. Похоже, камни хранили старую магию. Он пошелв темноту, а когда начал натыкаться на острые камни, после недолгих колебанийвыбросил в пространство перед собой свернутую в узел молнию. Та поплылавовнутрь, потрескивая и опасно подмигивая, готовая взорваться в любой миг.

— Не вздумай, — предупредил он, хотя сил хватало толькотащиться следом. — Я твой хозяин, я велю...

Ход расширялся, впереди открылась широкая пещера. Узелокмолнии взмыл кверху, трепещущий свет озарил красные, как кровь, стены. На мигпочудилось, что попал во внутренности гигантского зверя. Огненный шарикколыхался неспокойно, и темные прожилки в красном граните, казалось,пульсировали, наполнялись багровой кровью, по ним ходили утолщения, будтопроглатывали непрошеных гостей.

В глубине пещеры угадывалось широкое возвышение. Олег решилбы, что это ложе, если бы эта каменная плита не была такой огромной. Оносторожно продвигался вперед, молния освещала свод, а как ее опустить, он незнал, сейчас в полумраке рассмотрел на каменной плите нечто громадное, даже непонял, что увидел, но по телу пробежал нехороший озноб, волосы зашевелились назатылке.

Ноги с усилием переступали шаг за шагом, он наконецостановился у края плиты, что в высоту достигала ему до пояса.

На каменном ложе, без шкур или одеял, прямо на голом камнележал исполин. Олегу почудилось, что человека, если это был человек, прикрываетстранно-черное с тусклым блеском одеяло, только живот и ноги торчат голые,страшно костлявые, с натруженными ступнями, где желтая подошва в палецтолщиной, явно тверже конских копыт.

Олег переступил с ноги на ногу. Сердце стучало часто, губыпересохли. Человек еще жив, он видел, как медленно-медленно поднимаетсяисхудавшая грудь, ребра выступают все четче и четче, пока не кажется, что сухаякожа вот-вот прорвется, все жилки начинают подрагивать... потом так жемучительно медленно — Олег успел вздохнуть и выдохнуть несколько раз — грудьопускается, опускается, опускается, пока не становится почти ровной, но и тогдаживот кажется прилипшим к спине.

Слова не шли, Олег не знал, как обратиться к человеку,который есть прародитель всех северных народов, а еще раньше стяжал себе славу,о которой говорят с ужасом и шепотом, ибо осмелился бороться с небесами.

— Я слышал о тебе, великий, — сказал он наконец дрогнувшимголосом. — Прости... Я думал, что...

Он запнулся, не зная, как сказать, что ожидал увидеть его вблеске и грозном величии, на огромном коне, обязательно черном, как беззвезднаяночь, с горящими багровым огнем глазами, яростного и полного звериной силы, чтонекогда подвигла на вызов небесам.

Лицо гиганта было желтым, как у мертвеца. Олег на миг решил,что древний герой все-таки успел скончаться, пока он рассматривал его вблагоговейной тишине, но выпирающие ребра все же медленно проступили на сухойкоже, долго так выступали, как толстые прутья на корзине, затем так же оченьмедленно опадали. Тяжелые надбровные дуги нависали как уступы скалы, а глазапрятались в темных впадинах.

Олег чувствовал боль и разочарование, ибо явился с кучейвопросов, на миг ощутил себя снова учеником волхва, который ни за что неотвечает, а только ходит хвостиком за Боромиром.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать? — спросил Олег.

Ничто не дрогнуло, не изменилось, но Олег ощутил, как тяжелыйвзгляд из-под опущенных век уперся в него с силой брошенного дротика, явственнопробежал по лицу, проник вовнутрь, так же беспрепятственно ушел. Ничто нешелохнулось, а голос прозвучал как будто прямо в пещере:

— Ребенок...

— Я? — удивился Олег.

— Ребенок... — повторил голос, в нем прозвучало слабоеудивление. — А уже старик... Много же тебе выпало...

Голос утих, Олег ощутил, что на миг очнувшийся исполин сновауходит в свое забытье, заговорил торопливо:

— Великий!.. Я пришел к тебе, как твой сын в далекомпотомстве. Неужели ты не поможешь детям своим?.. Я не знаю, что делать! Мыпобили, порушили, свергли, растоптали, сожгли, уничтожили... Но что строить?Ломать — ума не надо, а что дальше?

От отчаяния задрожали губы. Исполин явно уходит из жизни, изжизни, которую не принимает, которая, судя по его затворничеству в этой пещере,пошла совсем не так, как он хотел, и, судя по всему, уже не в состоянии что-тоизменить, повернуть, выправить. Олег чувствовал, как угасает в древнем героесознание, затем словно бы вспыхнула слабая искорка, и он ощутил ответ:

— Тебе двадцать... ну, чуть больше весен... и уже ищешь,как... строить?

— Да! — выкрикнул Олег. — Да!

В блеклом голосе, бесцветном, как рожденная в пещерах рыба,прозвучало слабое удивление или же Олегу так почудилось: