Она очаровательно нахмурилась, усиленно размышляя. Томас не имел понятия, о чем она думает, уверенный, что только дурак или лжец может утверждать, что умеет читать женские мысли. Но он обнаружил, что ему нравится наблюдать, как меняется выражение ее лица, когда она пытается определить, как ей себя вести с ним.

— Вы когда-нибудь думаете обо мне? — наконец спросила она.

Это был типично женский вопрос. Томас решил, что он должен защитить всю мужскую половину человечества, и не моргнув глазом ответил:

— Да, сейчас.

— Вы прекрасно поняли, что я имела в виду.

Он подумывал о том, чтобы солгать. Наверное, это был бы добрый поступок. Но недавно Томас обнаружил, что особа, на которой он собирается жениться, гораздо умнее, чем казалась, и сомневался, что ее удовлетворят банальности. Поэтому он сказал правду.

— Нет.

Она моргнула несколько раз подряд. Определенно это было не то, чего она ожидала.

— Нет? — повторила она.

— Считайте это комплиментом, — заявил он. — Я бы солгал, если бы думал о вас хуже.

— Если бы вы думали обо мне лучше, я бы не задавала вам подобных вопросов.

Томас почувствовал, что его терпение на исходе. Ведь он здесь, не так ли? Сопровождает ее на прогулке, когда он предпочел бы…

Любое другое занятие! Честно говоря, у него полно неотложных дел, и если он не испытывает особого желания заняться ими, это не значит, что они не требуют его внимания.

Если она считает себя его единственной заботой, то напрасно. Неужели она думает, что у него есть время праздно сидеть, сочиняя стихи женщине, которую он даже не выбирал себе в жены? Ради Бога, ее навязали ему! Еще в колыбели.

Он повернулся к ней лицом, устремив на нее пристальный взгляд.

— Хорошо. Чего вы ожидаете от меня, леди Амелия?

Смущенная столь прямой постановкой вопроса, она залепетала что-то невразумительное. Томас сомневался, что она сама понимает, что говорит. Милостивый Боже, у него нет времени на подобную чепуху. Он не выспался ночью, поведение его бабки стало еще более несносным, чем обычно, а теперь его нареченная невеста, никогда не сказавшая ни слова, помимо обычной светской болтовни о погоде, вдруг повела себя так, словно у него есть перед ней обязательства.

Да, есть — брачные, разумеется. Он собирался полностью их исполнить, но, прости Господи, не сегодня утром.

Томас потер лоб большим и средним пальцами. У него начала болеть голова.

— Вы хорошо себя чувствуете? — поинтересовалась Амелия.

— Прекрасно, — огрызнулся он.

— Видимо, так же как я в гостиной, — пробормотала он себе под нос.

Право, это уже слишком. Томас вскинул голову, пронзив взглядом.

— Может, мне поцеловать вас снова?

Амелия промолчала. Но ее глаза округлились.

Он перевел глаза на ее губы и промолвил:

— Похоже, это единственное, в чем наши мнения совпадают.

Она хранила молчание, и он решил принять его за согласие.

— Нет! — воскликнула Амелия, отскочив назад.

И не будь она столь возмущена его внезапным переходом к флирту, она получила бы огромное удовольствие от его негодования, когда он неловко шагнул вперед, не найдя губами ничего, кроме воздуха.

— Вот как? — протянул он, обретя равновесие.

— Вам даже не хочется целовать меня, — произнесла она обвиняющим тоном, на всякий случай отступив назад, поскольку на его лице появилось угрожающее выражение.

— Ну конечно, — обронил он, блеснув глазами. — Это так же верно, как то, что вы мне не нравитесь.

Ее сердце упало.

— Правда?

— По вашим словам, — указал он.

Лицо Амелии вспыхнуло — единственно возможная реакция, когда тебе бросают в лицо твои собственные слова.

— Я не хотела, чтобы вы целовали меня, — сказала она, словно оправдываясь.

— Вы уверены? — осведомился он, оказавшись вдруг совсем рядом, Хотя Амелия не заметила, как он это проделал.

— Да, — ответила она, стараясь сохранить спокойствие. — Уверена, потому что… — Она запнулась, не в состоянии рационально мыслить в таком положении.

И тут ее озарило.

— Да, — снова сказала она. — Потому что этого не хотели вы.

Он замер на мгновение.

— Вы считаете, что я не хотел целовать вас?

— Я знаю, что вы не хотели, — заявила Амелия. Это был самый храбрый поступок в ее жизни, потому что в этот момент Томас выглядел герцогом до кончиков ногтей.

Прямой, гордый, разгневанный, со взлохмаченными ветром волосами, он казался таким красивым, что у нее перехватывало дыхание.

И, по правде говоря, она была совсем не против поцеловать его. При условии, что он тоже этого хочет.

— Мне кажется, вы слишком много думаете, — заметил он после долгой паузы.

Амелия не нашлась с ответом, однако и не стала увеличивать расстояние между ними.

Чем он тут же воспользовался.

— Мне очень хочется поцеловать вас, — сказал он, шагнув вперед. — Собственно, это единственное, чем я хотел бы заняться с вами в данный момент.

— Нет, — возразила она, слегка попятившись. — Вам так только кажется.

Он рассмеялся, что было бы оскорбительно, не будь она так сосредоточена на том, чтобы сохранить достоинство и гордость.

— Просто вы считаете, что можете управлять мною таким способом, — сказала Амелия, опустив глаза, чтобы убедиться, что она не наступит на мышиную нору, если отступит еще на шаг. — Вы думаете, что, если очаруете меня, я превращусь в недалекую бесхребетную особу, неспособную ни на что, кроме как подписываться вашим именем.

У него был такой вид, словно он готов снова рассмеяться, хотя на этот раз, возможно, вместе с ней, а не над ней.

— Вы так думаете? — поинтересовался он, улыбнувшись.

— Я думаю, что это вы так думаете.

Уголок его рта приподнялся, придав его лицу обаятельный, мальчишеский вид, совершенно на него непохожий, по крайней мере непохожий на мужчину, которого она привыкла видеть.

— Пожалуй, вы правы.

Амелия так опешила, что ее челюсть отвисла.

— Вы так считаете?

— Да. Вы гораздо умнее, чем кажетесь, — сказал он.

Если это был комплимент, то сомнительный.

— Но, — добавил он, — это не меняет существа текущего момента.

Существа? Заметив ее удивление, он пожал плечами.